- Дракон, лишенный своих сокровищ, мечется в страданиях и умирает через несколько дней, - произнес Конрад.
- Вы забрали его сокровище, за которое он мстил без разбора. Всем тем селениям в предгорьях, невинным людям, Стонгарду и Мирасу. А когда понял, что лишился его окончательно и бесповоротно, он не смог этого вынести.
Застыло долгое молчание. Больше уже нечего было сказать. Каждый из воинов выходил из пещеры, ставшей склепом дракона, с разными чувствами. Кто-то чувствовал вину, кто-то просто был рад, что реликт, наконец, уничтожен, или огорчен тем, что сокровище оказалось совсем не тем, о чем они мечтали. Ортис вышел с осознанием того, что все, что он знает о войне богов, об Адайтаре, лишь крупица истины в бескрайнем мире. Он взглянул на тот древний мир, который существовал до сошествия богов, и был ли он теперь таким ужасным, как говорится в гимнах Адайтары? А может быть, произошли лишь смена порядка, такого же, как в Стонгарде, только и всего. Заслуживают ли жизни реликты? И может быть, он просто не старался понять тот мир, который существовал до войны богов? Может быть, и сами боги мало что понимали в нем?
- Ты вернешься с нами в Стонгард? – Спросил Конрад, когда они вышли наружу.
- Нет, Конрад, - ответил, улыбнувшись, Ортис. - Я выполнил свою миссию, прошел свое испытание. Теперь мне пора возвращаться в монастырь.
- Ортис…
- Да?
- Простят ли нас боги за то, что мы сделали?
Монах задумался.
- Конрад, я всего несколько дней назад впервые вышел в этот мир из монастыря. Несколько дней назад я был уверен в том, что только Адайтара может дать ответы на все мои вопросы, поможет сохранить свет в этом мире. Вы спрашиваете меня, простят ли вас боги? А что даст вам это прощение теперь, когда вы узнали все это? И у богов ли стоит его испрашивать? Да будет светлым ваш путь, Конрад.
- Мир вам, Ортис.
***
В темной келье беспокойно колыхался огонек свечи. Ортис бережно упаковывал манускрипты, которые были так дороги его сердцу. Он последний раз прикасался к столу, за которым проводил многие дни в чтении и рассуждениях, складывал амулеты и ту скудную провизию, которой ему должно было хватить на пару дней. Накинув на себя мантию и обвязавшись поясом, он с трудом водрузил свой мешок на спину и кинул взгляд на свой приют, свой дом. Выйдя в коридор, он услышал тихое пение. Один из монахов молился у алтаря. Его тихая молитва отразилась от многовековых стен. На выходе из монастыря Ортиса уже ждал магистр Зорастр. Они поклонились друг другу и, казалось, с трудом пытались заговорить.
- Мне больно осознавать, что ты покидаешь нас, Ортис, - решился первым старик, - без твоих проповедей эта обитель станет совсем другой.
- Понимаю, магистр. Знайте, что я благодарен вам, и вы для меня как отец. И знайте, что вера моя по-прежнему крепка, и, несмотря на то, что я покидаю вас, обещаю, я буду нести слово Адайтары в сердце своем, что бы ни случилось. Но я чувствствую, что должен найти свой путь.
- Тогда я отпускаю тебя с надеждой на то, что слово твое достигнет многих.
Монахи поклонились друг другу, и Ортис направился к выходу. Ему было непросто покидать своего старого учителя, как и учителю - отпускать любимого ученика. В сердце затаились грусть и воспоминания о времени, проведенном в монастыре, но Ортис знал, что больше ему тут не место. Понимал ли это учитель, он мог только догадываться.
- Ортис! – Окликнул Зорастр.
Монах обернулся.
- Ты так и не сказал, что открыл для себя в своем путешествии?
- То, что мир вокруг нас не так прост, как нам кажется, - улыбнулся Ортис и скрылся за дверьми монастыря.
По узенькой тропке он спустился вниз. Ощутил дуновение ветра. Он почувствовал себя как никогда свободным и счастливым, вдохновленным и готовым идти вперед. Ортис ощущал себя частью чего-то огромного и непостижимого. Окрыленный этим, он улыбался травам и прекрасным горным цветам, как вдруг в конце тропки увидел чью-то фигуру. Человек тоже заметил его и, как показалось, ускорил шаг. Из под серого капюшона темное лицо и яркие глаза.
- Виана?! – Удивился Ортис.
Она посмотрела на него беспокойными глазами. Ее худенькая фигура немного вздрагивала. Она потирала руки то ли от холода, то ли от смущения.