Это ведь только, со стороны глядя, легко сказать, что таких неудачников серых три четверти России, и потому все, мол, в порядке вещей. Но самому-то серому неудачнику каково каждый раз, видя себя в зеркале, говорить: «А ведь ты кретин! Настоящий нормальный кретин!..»
На самом деле мы нечасто позволяем себе подобные откровения — жить-то надо.
Сейчас Огареву предлагали настоящий шанс. «Шанец», как говорят люди лихие. Ему предлагали тысячу долларов в месяц, а такие деньги в переводе на самый скромный советский курс не получает у нас даже отчаянный рэкетир, уж не говоря об иных, менее оплачиваемых категориях населения. Причем, Огареву ни на что не надо было тратиться. Еда и одежда за счет фирмы, представительские — пожалуйста. Но, конечно, необходим отчет — впрочем, это вполне естественно, не так ли?
Обязанности? Да они просто-напросто смехотворны. Жить либо на шикарной даче в одном из поселков ближнего Подмосковья (где он сейчас и находился), либо на другой даче — в Коктебеле, которая, судя по некоторым намекам Надежды, была ничуть не хуже этой. Делай что хочешь — гуляй, читай, выпивай. Желательно лишь, чтоб его регулярно видели… То есть не его, а «Бориса Николаевича». Для чего ему, Огареву, сделают пластическую операцию, через месяц он станет как две капли воды… Тут, увидев его наполненные трусливым томлением глаза, Надежда сказала:
— Да вы спрашивайте, спрашивайте… Вы хотите узнать, будет ли больно? Гарантирую — абсолютно нет!
— Видите ли, я…
— Всеволод Сергеевич! Вы не стесняйтесь. Просто есть люди, причем особенно часто они встречаются среди мужчин, которые плохо переносят боль. И тут дело совсем не в смелости!
Успокоенный Сева приободрился и сказал, что он совсем не то имел в виду.
— Срок контракта два года. Таким образом, к концу его вы будете иметь двадцать четыре тысячи долларов США. А это даже по теперешнему заниженному курсу — миллион двести тысяч рублей. Но поскольку курс доллара несомненно возрастет, то, видимо, около двух миллионов! Стало быть, если вы будете тратить, ну, скажем, по три тысячи в месяц, то сможете спокойно жить, — она улыбнулась, — до ста лет!
Сердце у Огарева сладостно заныло — как в детстве, когда на дороге вдруг находишь ножик с десятью лезвиями, ложкой, вилкой, шилом и штопором. Однако он еще пробовал трепыхаться:
— А работа, квартира, семья?… Ведь за эти два года…
Надежда ответила ему очень корректным, но выразительным взглядом, потому что, видимо, хорошо знала, что у него за работа, что у него за квартира и что у него за семья! Борис Николаевич в это время сидел на диване, курил сигарету «Мальборо» и прихлебывал пиво из большой запотевшей кружки, увитой хрустальным хмелем… Впрочем, мы обещали здесь больше не описывать вещей этого дома.
— На работе, — между тем говорила Надежда, словно бы забыв про свой выразительный взгляд, — вы подаете заявление об уходе. Соседям по квартире сообщаете, что уезжаете… скажем, в геологическую партию. На двери — замок, а в жэк квартплату за год вперед… Можно и за два, но это, пожалуй, будет уж слишком… Расходы, естественно, за счет фирмы! Жене вашей… Вы ведь платите алименты не по исполнительному листу, правда?
— Естественно! — воскликнул Сева благородным голосом.
— И в остальном она вами не интересуется?
— Нисколько!
— Зря! — Надежда улыбнулась эдак особо. — Жене вашей мы аккуратно будем высылать алименты в размере трехсот… — Она посмотрела на Бориса Николаевича, тот кивнул. — Трехсот, скажем, семидесяти четырех рублей из города… ну, я не знаю… Абакана. У нас там как раз филиал фирмы, и это не будет затруднительно.
— А как я через два года?..
— Как через два года с измененной внешностью снова, так сказать, в мир — это вы хотели спросить? Огарев медленно кивнул.
— Так вот же! — Надежда протянула ему коробку с пластмассовыми кусочками ушей и кусочком носа.
— При помощи специального, биологически совершенно безвредного клея… Да нет-нет, вы меня не дослушали! Через неделю, скажем, вы сообщаете… ну, не знаю, окружающим, что у вас есть идея сделать пластическую операцию — так хочет ваша новая подруга… Уезжаете на месяц куда-нибудь в Ленинград и возвращаетесь в своем обновленном виде, без этих приставочек, — она указала на коробку. — Ведь ваша внешность, Всеволод Сергеевич, от пластической операции существенно не изменится — для людей, так сказать, непосвященных. Она лишь сделает вас похожим на Бориса Николаевича! Есть у вас еще вопросы?