— Держите, — повторила я. Он несколько брезгливо, но всё-таки подхватил пакет. — И не упустите. Щас будет немного бо-бо.
Я растопырила перед его носом пальцы, обтянутые латексными перчатками, словно приноравливалась, какой шмат человеческой плоти отхватить.
Он насторожился. Мои действия ему не понравились. Особенно подкрепленные недвусмысленными словами насчет «бо-бо».
— Что вы хотите делать?
— Вырву клочок ваших волосиков.
Он дёрнулся, будто данную процедуру я уже начала осуществлять, однако пакетик, как я и наказывала, не упустил. Молодец. Будем надеяться, что сладит и со своими нервишками.
— А может, это лучше проделать ножницами? — заискивающим тоном проговорил банкир, уставившись на меня с мольбой в глазах — словно на иконостас глядел.
Но я была непреклонна. Ну уж нет, пусть немножко покряхтит — для своего же блага.
— Не пойдёт, — мотнула отрицательно головой. — Всё должно быть правдоподобно. Стрижку разом просекут.
Он тяжко вздохнул. И зажмурился. Ох, какие мужики нежные, ну прямо хоть плачь.
Одну руку я положила ему на голову, как бы уперлась в нее, а второй рывком выдернула клок волос — совсем небольшой, однако Лазутину, по-видимому, показалось, что я лишила его всего скальпа. Он подскочил, вскрикнул и изо всех сил сжал в руке пакет с кровью, будто боялся, что еще немного — и упустит его.
Я звонко засмеялась. Затем хмыкнула потише в сторону прослезившегося банкира.
— Надеюсь, ваши возгласы примут за обалденный оргазм.
— Угу, — кривясь от боли, пробубнил Лазутин. — Я такого оргазма ещё в жизни не получал.
— Ну вот. Что-то и новенькое, — обрадовалась я; и в следующую минуту занялась тем, что стала прикреплять вырванный из головы Лазутина клок волос к выпачканному кровью углу тумбочки.
Покончив с этим занятием, отступила на шаг и склонила набок голову — сначала в одну сторону, затем в другую, — как бы оценивая результаты своего труда. Мне показалось, что созданная мною картинка выглядит довольно правдоподобно.
— Думаете, достаточно, чтобы решили, что я ударился об угол этой «этажерки»? — подал голос Лазутин.
— Сами ударились, либо я подняла тумбочку и опустила её вам на висок — какая разница? Главное — следы имеются, и очень даже убедительные.
Лазутин насупился. Ему хотелось верить мне. И всё же сомнения грызли.
— Факты налицо, — продолжала я комментировать и попутно убеждать Лазутина. — Следы крови вашей группы на остром углу тумбы, капли той же крови на ковролине и постели. Плюс волосы — опять же ваши. Так что вывод следствия можно заранее предугадать: вас двинули тумбой по голове либо вы нечаянно ударилиеь сами. И каюк. Летальный исход, так уж получилось.
— И что дальше?
— Девица, с которой вы пытались весело провести ночку, испугавшись, решила избавиться от трупа. Или не испугавшись. Но все равно — не пожелала оставлять здесь труп. Над причинами пусть ломают головы пинкертоны. Главное для нас — у них будут твёрдые доказательства, что блондинка грохнула вас — нечаянно или чаянно — и поспешила избавиться от трупа.
— Уверены, что такие доказательства будут?
— Уверена.
Я подошла к окну, аккуратно, стараясь не производить даже малейшего шума, открыла его и выглянула наружу. Ночная прохлада ударила мне в лицо. И приятно освежила.
Окно выходило на тыльную сторону здания. И эта сторона мотеля ничем не освещалась.
— Будем выбираться отсюда? — догадался Лазутин.
— Непременно. Первый этаж. Правда, высокий, но ничего. Ножки не сломаем.
— Возле входа в мотель кто-то из моих людей обязательно дежурит, — предупредил Лазутин,
— Положитесь на меня. Я знаю этот мотель. Так что мы выберемся.
Он подошёл ко мне и глянул из-за моего плеча в чёрный проём окна. Из-за громко орущего телевизора ночных звуков мы не расслышали. Можно было лишь созерцать кусок неба с блестящими точками звезд да темные причудливые силуэты вырисовывающихся вдали деревьев.
— Прыгайте первый, — сказала я банкиру. — Под самым окном асфальтированная дорожка, так что постарайтесь на неё, потому что дальше — там уже мягкая земля, и на ней остаются следы. А ваших следов там не должно быть. Точнее, отпечатков ваших ступней. Другие там найдут следы.
— А как это будет выглядеть… в свете моего «убийства»?
— Всё очень просто. Я выбросила труп в окно. Затем — через окно же — улизнула и сама. Вот и всё.
Он вздохнул и протянул мне пакетик с темно-красной жидкостью. Освободившись от ноши, взобрался на подоконник и, не колеблясь, словно уже не раз проделывал это и именно в этом заведении, сиганул вниз.
Я услышала глухой удар и в ту же секунду выглянула наружу, свесившись через подоконник.
— Всё в порядке? — спросила шёепотом.
— В порядке, — подтвердил Лазутин.
Ну, старушка, теперь твоя очередь. Я аккуратно вложила пакетик с кровью в свою сумочку. И ещё более аккуратно, чтобы не расплескалась жидкость, переправила сумочку в темноту ночи, опустив ее в оконный проем.
— Возьмите. Только осторожнее.
Я почувствовала, как его руки схватили сумку. Затем он сказал, как отрезал:
— Отпускайте.
И я отпустила. Никаких предательских звуков не последовало. Я поняла, что мой багаж благополучно прибыл на место назначения.
Теперь оставалось убраться самой.
Я окинула помещение настороженным взглядом, силясь подметить: а не осталось ли то, чего оставлять не след? Ничегошеньки не увидела и решила, что очередной этап прошел успешно.
Подолом своего коротенького платьица я очень прилежно протёрла подоконник, за который хватался Лазутин, прежде чем прыгнул вниз. В этом месте его следов не должно было остаться. Потому что прыгать он не мог — был уже мёртв. То есть выбросили его из окошка.
Покидая номер, Лазутин оставил на подоконнике несколько капель бурой жидкости. Их я решила не стирать — вполне вписывались в картину гибели банкира и указывали путь, каким последовало бренное тело.
Оп-паньки… Я сняла туфельки (чтобы не мешали) и, держа их в руке, перемахнула через подоконник, едва не сбив с ног торчащего под окном Лазутина. Тот аж подпрыгнул точно ужаленный.
— Ну вы… — чуть ли не во весь голос возмутился он.
Но я его тут же одёрнула:
— Тихонько, Эдуард Афанасьевич. Всё в порядке. И не нужно поднимать шума. Давайте-ка сумочку.
Я всунула в сумочку туфельки (на высоких каблучках далеко не уйдёшь, лучше уж босиком), после чего вытащила из неё пакетик с кровью, дабы вновь воспользоваться животворящей жидкостью. Так-с. Несколько капель на земле, в том месте, где должно было лежать вывалившееся из окна тело, а само тело… Ага, само тело тоже должно быть.
— Ложитесь-ка сюда. — Банкир мог в темноте не заметить мой жест, поэтому я подкрепила его кратким разъяснением: — На землю.
— Зачем? — изумился Лазутин.
— Затем, что отсюда я вас и потащила. Не спорьте. Быстренько. Теперь у нас каждая секунда на счету.
Последняя фраза возымела действие — банкир не желал терять время.
Он послушно улегся (чего уж теперь, в крови вымазан, так что землица много лишней грязи не добавит) на начавшую остывать после жаркого дня землю и проворчал:
— И что дальше?
— А дальше я вас потащу, — объяснила я, перебрасывая сумочку через плечо, а пакет с остатками крови крепко зажимая в руке. — Правда, не знаю, как получится, но уж постараюсь. Иначе — никак.
Я услышала, как он хмыкнул. Видимо, не поверил, что я смогу такое проделать.
Придётся разубеждать.
Он лежал на спине, однако голову все же не решился положить на землю — менингитика опасался.
Фон, который меня окружал, был довольно колоритный. С одной стороны, через окно, лились тусклый свет и отвратительная музыка — некая зарубежная певица надрывалась до хрипоты. С другой стороны ничего не лилось. С другой стороны царила темень с загадочными силуэтами деревьев и прочих предметов, неопознаваемых в темноте.