Окажись на пути патруль, Сергей бы протаранил его не раздумывая. Но по деревенским дорогам вокруг бывшего дома отдыха «Голубые Озера» натужно таскались груженые трактора да комбайны: на селе шла жатва. И никаких быков в оранжевом.
Уже в ночи ниссан, вперевалку одолев заросшую прутиками и травой просеку, встал у забора.
Оправленный и обновлённый дом егеря — это все, что осталось от деревни Бряково. Остальные двадцать домов исчезли, разобранные на дрова еще до появления тут Сергея. Обещание ухаживать за садом и поселиться насовсем, когда заведет семью, обнадежило дряхлого егеря и он переписал дом на Сергея. Но остался тут жить — Сергею и в голову бы не пришло выгонять старика. Егерь умер три года назад, зимой, и был похоронен на кладбище поселка Ивановское.
В свете фар открыл калитку, отпер дверь и включил электричество. Тишина хищным зверем кружилась за деревьями, пряталась за силуэтами построек. Отметил, что трава на участке скошена и убрана — спасибо Петровичу, приглядывает за домом. Сторожу на лодке минут двадцать от дома отдыха. Как раз с противоположного берега.
Зашел в сарай. Взял лопату, топорик, налобный фонарь, кусок брезента, в котором Петрович носил траву… Подумал и выкатил тачку.
Путь к схрону на крутой спине сопки он бы прошел и с завязанными глазами, помня о каждом кривом корне и лежащем стволе. Зашел за срез сопки, где ранее брали песок для ремонта забытой дороги. В ночи карьер смотрелся покрытым сплошным кустарником, хотя росли там редкие чахлые деревца, а днём между ними виднелись стрижиные норы…
Нашел подходящее место на склоне, вырубил топориком дерн, аккуратно отвернул, отложил в правильном порядке. Землю с песком кидал на брезент. Он бы не смог объяснить, зачем, но подсознательно не хотел, чтобы кто-то обнаружил, что тут могила. Но кто? Кто придет в этот забытый лес у пропавшей деревеньки?
На той же осатаневшей ноте, что гнала его от самой Москвы, похоронил мать, отталкивая упорно встающий перед глазами образ растекающегося трупа.
Сходил за ведром и лейкой в сарай, сделал две ходки к озеру за водой и тщательно полил дерн, чтобы прирос на место как и было.
Отрыл схрон, достал Милку. Выключил фонарь, вслепую собрал, зарядил. Постоял над могилой, держа оружие наизготовку, но выстрелить не решился.
— Прости, мама, я не успел, — прошептал и отдал честь.
Разрядил, разобрал. Упаковал.
Понял, что сейчас упадет и уснет. Сделал усилие, вытащил из схрона и переложил в тачку коробку консервов.
Закрыл и замаскировал схрон.
Дотащился домой, выложил на крыльцо консервы и оружие, убрал тачку в сарай.
Завел ниссан во двор, оставил открытым багажник — пускай проветривается.
Прикрыл ворота, калитку.
Перенес в дом консервы и рундук с Милкой, упал на неразобранную кровать и отрубился.
Проснулся от стука в дверь: одетым и в обнимку с собранной, но незаряженной Милкой.
Прикрыл снайперку одеялом и пошел открывать.
— А я смотрю вчера: светит и светит, — на крыльце стоял Михаил Петрович — бывший сторож уже неработающей лодочной станции давно не существующего дома отдыха «Голубые Озёра». — Всю ночь светило. Что машина-то нараспашку? Попахивает она. Мышь там околела?
— Я мать хоронил.
— Да ты что? Отмучилась… Вот и помянем: я водочки принес, — Петрович приподнял полную клеенчатую сумку и, бочком пролезая в сени, застыл над порогом. — Погодь! Так там запах-та…
— Ленку угнали. А я еле-еле из командировки вернулся и маму нашел. На полу… — Сергей похлопал деда по плечу, приглашая в дом.
— Прости, не знал…
— Телефоны же отключились, ничего не работает.
— Убили или сама?
— Да не знаю я! Нашёл же, говорю, такую. Брошенная была в квартире. С неделю…
— Ну-ну… Нет, они же никого не убивают, всех собирают, вежливо так. Переселяют…
— Весь район вывезли, ни души не осталось. А мертвых бросили.
— И много было мертвых?
— Не считал. Но живых не видел.
— Эвона как… Так ты мать-то… В машине сам привез? А что ж не по людски-то? Похоронная служба работает, мы вот неделю назад соседку мою хоронили, всё чин-чином на кладбище и с поминками, как полагается…