Он развернулся и внезапно напустился на крошечного Мигиза, который все еще с надеждой глядел на павшего погонщика.
– Мигиз! – резко произнес он.
При упоминании своего имени Мигиз вскочил на ноги, дергая ушами.
– Ч-чо? – заикаясь, выговорил он. – Чо я?..
– Ты чо дурака валяешь? Босс сказал, шоб мы тут укреплялись!
– Босс? – переспросил Мигиз, бросив взгляд на труп. – Но, Краснозявка, босс походу мертвый.
– И чо? – отозвался Краснозявка. – Босс жеж приказ дал. Сказал, шоб мы тут укреплялись, сделали ловушку юдишкам, когда те вернутся.
По крайней мере, это было правдой. Орк-погонщик сказал нечто очень похожее, прямо перед тем, как его затылок взорвался.
Мигиз нахмурился, и его губы забормотали под нос, повторяя воспроизводимую им последнюю команду погонщика. Хотя он был глуп даже по меркам гротов, ему хватало ума слушать внимательно, когда у босса в глазах появлялось определенное выражение. Оно так там и оставалось, несмотря на отверстие во лбу.
Краснозявка подался ближе.
– Ну так чо?
– Эээ… – Мигиз огляделся, ища поддержки у остальных гротов. Никто не хотел встречать с ним глазами. Только не напрямую. Они дожидались, чем все обернется.
Гитзит неожиданно вскочил. Для грота он был крупным, ростом в три с половиной фута, и возвышался над постоянно ежащимся Мигизом.
– Ты ж его слышал. Двигай, говнюк! – бросил он, слегка съездив недомерку по лицу. Мигиз извернулся в падении, приземлился на четвереньки и заторопился прочь, страстно желая слушаться.
– Ну? А вы, говнюки, чо ждете? – спросил Краснозявка – Шевелите задницами! Окна городите, ищите спрятанные двери. Не пускаем юдишек, покедова парни не смогут сюды вернуться и им вломить. Пшли!
Те медлили. Они бы не посмели, отдавай приказ босс. Какой-то миг Краснозявка не знал, что ему делать, пока Гитзит не шагнул вперед со скрещенными руками и особенно неприятной улыбкой на покрытом шрамами лице.
Гроты зашаркали в стороны, расходясь по церкви, пробираясь через обломки и нервно поглядывая на окна. Но у них был объект для страха. По крайней мере, пока что.
Краснозявка посмотрел на Гитзита. Крупный грот все так же стоял рядом с ним, как будто сосредоточившись на шобле. Однако, когда он заговорил, это было адресовано Краснозявке.
– Дальше чо? – произнес он.
– Лучше б говнюкам тута все законопатить, пока юдишки не влезли, – ответил Краснозявка, хмурясь. – Как думаешь, чо там такое? Эт шипастые или другие?
– Без понятия, – сказал Гитзит. – Но я ж не про то.
– Ась?
– Ты-то чо делать будешь, кады приказов не останется? – Гитзит улыбнулся, пристально глядя на него единственным злобным глазом. – Тебя кто тады защитит-то?
Он отвернулся, заорав на пару гротов, которые не могли справиться с упавшей кладкой.
Тупой говнюк.
Краснозявка никогда не доверял Гитзиту. У того были коварные глаза. Ну, то есть глаз, но в этом он был сам виноват. Не пытайся Гитзит так неприкрыто узурпировать место Краснозявки, не понадобилось бы ставить его чистить загоны со сквигами. Или не понадобилось бы добавлять в их обычный корм несколько доз вытяжки из болючего шприца Лечилы Виррбада. Это вызвало нужное раздражение, и Гитзит выжил только потому, что пара тварей покрупнее напали друг на друга.
Но вот он опять взялся за старые фокусы. Краснозявка скорбно покачал головой. Единственный шанс гротов на выживание заключался в том, чтобы работать вместе – хотя бы до тех пор, пока не объявится новый орк-босс и не даст им план получше. Но Гитзит все погубит, при первой представившейся возможности пойдет против Краснозявки. Подлый говнюк.
Требовалось пырнуть Гитзита в спину, пока у него оставалась такая возможность.
Комиссар-изменник Марварри мрачно улыбнулся, озирая транспортер «Носорог». Тот носил на себе цвета Истинных Сынов Лоргара, группировки Астартес-еретиков, которая посвятила себя уничтожению Ложного Императора и всех, кто за ним следовал. Марварри знал, что с такими бойцами в своем распоряжении командир мог бы завоевать любой город, подчинить любую планету.
Ага, с такими бойцами.
Он вздохнул, оборачиваясь, чтобы оглядеть пестрое сборище предателей, мутантов и культистов, которое представляли собой его подопечные. Пара сделала равнодушный жест, напоминающий салют. Прочие как будто потерялись в собственных мирах, непрестанно бормоча или вырезая на своей плоти руны, дабы привлечь внимание Темных Богов. Жалкие. Вот какими они были.
Марварри не жалел, что выпал из света Императора. Да и как мог он, ведь открывшись раз, его глаза уже не могли закрыться вновь. Однако в моменты слабости он обнаруживал, что скучает по гвардейцам, которыми когда-то командовал. Они маршировали в пасть смерти без колебаний, их дисциплину затмевала лишь готовность принять мученичество. Многие обратились вместе с ним, но вскоре оказались рассеяны по дюжине зон боевых действий.