Эстер Фриснер
Смерть и библиотекарь
В октябрьском сумраке, пропахшем дымом и яблоками, к универсальному магазину Рэйни, что в Фостерс-Глен, подъехала дама в чёрной накидке и широкополой шляпе с густой вуалью. Низойдя с водительского сиденья чёрного «пакарда», она приковала взгляды всех мужчин, обсевших деревянное крыльцо магазина, а там и ворчливое внимание толпы зевак, скучавших в цирюльне Элвина Вернье через дорогу. Обитатели Фостерс-Глен встречали «пакард» разве в иллюстрированных журналах, а уж увидеть за рулём сказочного авто женщину!..
Впрочем, к тому времени, как она достигла крыльца и справилась о пути к дому Луизы Фостер, дама стала средних лет мужчиной-коммивояжёром, — в руках саквояж образцов, начищенный котелок на макушке, — и повод ворчать исчез.
— Мисс Фостер? — Джим Паттон поднял бровь и, сдвинув набекрень соломенную шляпу, почесал в затылке. — Слушайте, вы часом не пинкертон, а?
Зеваки на ступеньках с готовностью рассмеялись. В Фостерс-Глен, штат Нью-Йорк, Джима держали за остряка.
Джентльмен в чёрном вежливо улыбнулся, и на его верхней губе, придавая ему вид плутовской и щеголеватый, проросли аккуратные усики, — за счёт саквояжа, который исчез.
— Да, у закона снова есть к ней вопросы. Говорят, заправляет опиумной империей, — повернул он шутку против шутника, отвоёвывая у Джима симпатии грохнувшей публики. — Или то была банальная кража со взломом? — Он охлопал карманы жилета. — Совсем беспомощен без своих записей.
Зеваки заржали громче, и Джиму ничего не осталось, как сбросить колпак с бубенцами и примерить рыцарский шлем.
— Да как у вас духу хватило — брякнуть такое о леди! — взорвался он. — И о какой леди — о мисс Фостер!.. У меня пальцев не хватит счесть её заслуги! Тут и благотворительность, и помощь солдатам, и уход за больными… Да она даже наладила в восточном крыле дома судьи публичную библиотеку!
— Вот даже как? — Поддёрнув жёсткие целлулоидные манжеты, незнакомец поправил на мизинце левой руки массивное серебряное — нет, уже золотое — кольцо, а там, где мигом раньше белела жемчужина, сверкнул бриллиант.
Джим Паттон отчего-то решил, что незнакомец усомнился в его словах.
— Да, именно так! — проревел он. — Она даже завещала отдать под городскую библиотеку весь дом судьи. Весь дом целиком!
— А что говорит на этот счёт сам судья?
— Что гово… — изумился Джим. — Подлец, да ведь старик Фостер уже лет двадцать как мёртв! Что у тебя за дело до его дочери? Не иначе, неправедное: не знать о её семье даже этакой малости!
— Моё дело касается только меня и мисс Фостер.
Незнакомец стал чуть выше ростом и шире в плечах, и когда Джим Паттон поднялся, они оказались на равных.
— А теперь и меня тоже! — всё-таки проревел Джим и в доказательство предъявил кулаки размером с добрую дыню.
Он родился и вырос на ферме. Калеб Паттон, отец, зачал его, едва воротившись — без ног — с битвы при Геттисберге. В здоровяках-сыновьях инвалид нуждался пуще воздуха: кому ещё ходить за плугом? — и Джим был отцовской гордостью.
Незнакомец улыбнулся. Его мышцы удвоились в объёме, правой рукой он мог бы теперь без труда сжать голову Джима Паттона. Но произнёс он только:
— Я друг семьи, просто давно отсутствовал.
И вот он уже старик, одетый в линялый мундир ветеранов армии республики, хотя по справедливости толстому сукну полагалось быть тёмно-синим, а не чёрным, как бездна.
«Пакард» фыркнул и обернулся чуть взмыленным пухлым пони, запряжённым в двуколку. Посеменив вперёд, он произвёл суматоху среди зевак со ступеней: те наперебой кинулись ловить узду и держали его, пока дедуля не вернулся на козлы. Больше всех усердствовал Джим Паттон и, подсадив трясущегося ветерана, даже попросил о чести лично проводить его до ворот дома мисс Фостер.
— Вот спасибо, сынок, — пропыхтел старик в чёрном, — но теперь я и сам найду дорогу.
— Будь по-вашему, сэр, — наседал Джим, — а всё-таки, как кончите дела с мисс Фостер, айда к нам на ферму. Премного обяжете. Папаша будет рад встретить брата-солдата, покалякать о старых денёчках. Вы были при Энтитеме?
— И там тоже, сынок, и там тоже.
Слёзы старика высохли, не успев пролиться, и юная дева зябко закуталась в соболя. Она перегнулась через борт двуколки и подарила Джиму морозно-сиреневый поцелуй.
— Скажи Дэйви, чтоб обнял землю Соммы, и он вернётся.
Она укатила, заворожив и озадачив Джима, ибо его Дэйви, ещё не умеющий ходить, спал дома в маленькой кроватке, и слово «Сомма» значило для мира Джима — мира пашен и покосов — не больше, чем Млечный Путь.