— Я отнесу его, — говорю я ей, крепко прижимая его к себе.
— Хорошо.
Мы сходим с крыльца и бок о бок идем к главному дому. Они построили здесь такую прекрасную жизнь, все они, даже Джессика. Жаль, что я не мог участвовать в этом с самого начала. Я так много пропустил, и... это отстой.
Я смотрю на маленького Джейкоба и восхищаюсь его копной темных прямых волос. Джоэл беспокоился, что ребенок будет не от него, учитывая физические отношения Моники и Черепа, но Джейкоб идеален, как куколка, и, боже, он похож на моего отца.
Чем дольше я смотрю на своего племянника, тем сильнее у меня скручивается под ложечкой странное чувство. Я не могу разобраться в этом чувстве до тех пор, пока мысли о том, как выглядел бы мой собственный ребенок, не выходят у меня на первый план.
Я хочу ребенка.
Нелепая мысль, учитывая, что женщина, с которой я хочу быть вместе, еще двадцать минут назад считала меня мертвым и, возможно, никогда больше не заговорит со мной. Я вытягиваю шею и нежно целую Джейка в висок.
— Ты маленький симпатяга, не так ли?
Моника фыркает.
— Он боше чем симпатяга.
Я улыбаюсь ей.
— Ты хорошо поработала.
— Спасибо.
Она заправляет выбившиеся пряди светлых волос за уши.
— Джоэл сказал тебе, когда он родился?
— Да. Брат прислал мне фотографии, как только он появился.
Она выглядит раздираемой моим ответом, в равной степени счастливой и раздраженной.
— Я приказал отправить подарки вам домой. Очевидно, я не мог сказать, от кого они были.
Джоэл хотел сказать Монике, что я жив, как только узнал об этом. Он верил, что она сохранит это в тайне от Эмили, но знать, что я жив, означало знать, что и Череп тоже жив. Я не мог возложить это на нее. Только не тогда, когда она была беременна.
— Что ты отправил?
— Несколько детских комбинезонов с невероятно забавными цитатами спереди, игровой центр активного отдыха и кремовый планер.
Она улыбается мне, и это заставляет меня чувствовать себя... хорошо.
— Это было от тебя?
— Да.
— Спасибо. Я никогда не знала, что мне нужен планер для кормления грудью, но это мое спасение в те долгие ночи, когда он никак не успокаивался.
— Это самое малое, что я мог сделать. — Я прочищаю горло. — Я хотел быть здесь больше всего на свете, но… не мог двигаться дальше, зная, что Череп где-то там.
Моника кивает и обращает свое внимание на деревья над нами.
— Могу я задать вопрос? — Она пронзает меня серьезным взглядом. — И ты должен быть честен со мной на все сто процентов.
Я уже знаю, о чем будет вопрос.
— Валяй.
— Череп мертв, верно? Нам не о чем беспокоиться?
— Он ушел, — вру я, не обращая внимания на болезненный спазм в животе.
— Каким образом?
— Несколько раз выстрелил в него в отеле в Бейруте. — Я был грязным лжецом. — Он истек кровью.
Облегчение разливается по ее лицу, разглаживая все морщинки беспокойства.
— Хорошо, — говорит она на выдохе. — Слава богу.
Между нами воцаряется тишина, пока мы проходим расстояние между искривленными деревьями, и воздух наполняется цитрусовым ароматом и свежестью. Это место — настоящий рай после всего того дерьма, с которым мне пришлось столкнуться после Нью-Йорка. Это частная страна, тайный край, в котором живут только те, кого я люблю.
— Она будет очень рада, что ты здесь, — говорит мне Моника, когда мы заходим на их огромный задний двор.
Я вижу Джоэла и Монику с целым выводком детей, превращающих этот задний двор в свою игровую зону.
Их поле битвы.
Их королевство.
— Ты так думаешь?
— Я это знаю. Просто дай ей немного передышки и будь с ней помягче. Она сама не своя с той ночи.
Той ночи. Я отказываюсь думать о той ночи и о том, сколько боли она мне причинила. Я ненавидел это. Мне было невыносимо видеть Эмили рядом с Черепом в том прекрасном золотом платье. Мне было невыносимо видеть, как она прикасается к нему и танцует с ним. Я ненавидел видеть полуобнаженное тело Джоэла, прижатое к ней, ее приоткрытые губы, когда он говорил тихим голосом, который больше никто не мог услышать. Больше всего я ненавидел тот момент, когда повернулся к ней спиной и ушел…
...В тот момент, когда мне пришлось отказаться от нее — от нашего будущего — чтобы преследовать мужчину, который не заслуживал и секунды моего времени.
ГЛАВА 6
Лжец
Эмили
Мои глаза распахиваются, и тошнота ударяет в живот могучими метафорическими кулаками. Я ожидаю, что окажусь в своей постели, уютно укутанная в теплую пижаму, готовая начать свой день. Вот так заканчивается большинство снов, когда я вижу Джая. Вместо этого я осматриваю свою гостиную.
Моя гостиная.
Сердце стучит в ушах в такт сердитому ритму капризной барабанной дроби, и я опускаю взгляд на свою одежду, у меня перехватывает дыхание при виде праздничного платья.
Это случилось. Я видела…
Я видела Джая?
— Смотрите-ка, кто проснулся после дневного сна.
Мой взгляд натыкается на Джоэла, который развалился в другом конце комнаты на шезлонге, скрестив ноги в лодыжках и просматривая журнал по дизайну интерьера. Я черпала вдохновение для своего дома из журналов по дизайну, которые хранила. Не могу заставить себя выбросить их.
Джай жив.
Джоэл кладет журнал на столик, выражение его лица напряженное и обеспокоенное, как будто у меня на груди бомба, и я угрожаю убить нас обоих.
Я что, хмурюсь? Чувствую, что хмурюсь. Он солгал мне.
Слезы жгут мне глаза, и я ненавижу это. Джоэл все это время знал, что Джай жив? Я даже не могу в это поверить. В тридцати милях отсюда мы закопали пустой гроб! Я похоронила свои мечты и надежду на прекрасное будущее под шестью футами земли, клочком травы, которая только начала прорастать, и красивым надгробием, на котором написано, что семья пережила его.
Это чертовски болезненно.
По крайней мере, теперь я знаю, почему Джоэл спорил со мной и Моникой по этому поводу. Я думала, он еще не готов расстаться со своим младшим братом. Оказывается, он знал, что Джай жив и, черт возьми, здоров!
Джоэл перекидывает свои длинные сильные ноги через край шезлонга, протягивая мне ладони.
— Я могу объяснить.
Объяснить? Как он может объяснить, что скрывал от меня Джая? Все это время?
Моя нижняя губа дрожит, перед глазами все расплывается. Мне больно. Невероятно больно. Больше, чем когда-либо в своей жизни, а я выросла в системе, проведя все свое детство, где меня не приняли в любящую семью. Я отворачиваюсь от него и утыкаюсь лицом в спинку кожаного дивана.
По крайней мере, теперь понимаю, почему он так злился, когда мужчины проявляли ко мне интерес, почему он был так против того, чтобы я ходила на то «свидание». Это было не потому, что он думал обо мне как о сестре, как о ком-то, кого ему нужно было защищать, — не так, как о своей настоящей сестре Джессике. Он присматривал для своего брата, чтобы я оставалась одна, пока Джай брал годовой отпуск, занимаясь бог знает чем.
— Эм?
Диван позади меня прогибается под весом Джоэла, и его бедро упирается мне в спину.
— Я знаю, ты расстроена из-за меня.
— Я очень расстроена из-за тебя.
— На то есть веская причина, если ты просто...
Я поворачиваю голову и смотрю на него через плечо.
— Веская причина? Чертовски веская причина? Как ты смеешь!
Он встает, и я заставляю себя сесть, перекидывая ноги через край дивана. Ярость бурлит в моих венах, и давление растет, пока я ищу выход, цель для удара. Я поднимаюсь на ноги, ни на секунду не отрывая взгляда от мужчины, который почти на два фута выше меня.
— Никакая причина, которую ты можешь мне привести, не является достаточно веской, чтобы компенсировать то, через что я прошла — через что я все еще прохожу.