Я отодвигаю тарелку, больше не чувствуя голода, а ярость кипит под поверхностью моей кожи, только и ожидая шанса вырваться наружу. Эмили собирает бумаги, складывает их в папку и убирает ее в свою нелепую большую сумку. Пока она отвлекается, Пит опускает руку под стол, и я наблюдаю, как ее лицо меняется от счастья к ужасу.
Я встаю со стула.
— Итак...
Щеки Эмили вспыхивают ярким румянцем, и она убирает его руку со своего бедра. Я собираюсь дать ей еще тридцать секунд, чтобы разобраться с ним, или вмешаюсь.
— Давайте будем действовать профессионально и на уровне выше пояса.
Пит еще больше наклоняется вперед, нависая над ней, как грозовая туча. Я вижу по ее лицу, по ее большим глазам, что она напугана, что он запугивает ее. Он снова кладет руку с длинными пальцами ей на бедро, и она не убирает ее. Она только смотрит на стену над его головой. Если бы она потрудилась оглядеться по сторонам, то увидела бы меня, сидящего через несколько столиков от нее.
— Ты надела это платье, чтобы произвести на меня впечатление. Ты флиртовала со мной весь вечер. К тому же я только что подписал этот нелепый контракт, согласившись получать всего тридцать процентов прибыли от вашей жалкой компании. Ты у меня в долгу.
Я встаю, отталкиваясь от стола.
ГЛАВА 12
Обязанный
Эмили
Ты у меня в долгу.
Я вздрагиваю, болезненные мурашки страха охватывают мой позвоночник. Это те же самые три слова, которые Череп произнес в ту ночь, когда мы сбежали.
Ты у меня в долгу.
Рука Пита скользит дальше по моему бедру, и я не останавливаю, хотя внутри у меня все словно пропитано маслом. Неужели это та женщина, которой я стала? Время, проведенное в плену у Черепа, сделало меня совершенно пассивной к агрессивным прикосновениям?
— Пожалуйста, не прикасайся ко мне, — прошу я. — Мне это не нравится.
Мой голос звучит напористо и сильно, но придурок сжимает мою ногу, и мой голос дрожит от страха.
— Закажи что-нибудь покрепче. Это снимет напряжение.
Мое сердце подпрыгивает к горлу, когда он наклоняется ко мне. Я хочу отстраниться, ударить его по лицу и разорвать контракт, но мои конечности словно окоченели. Мой разум — это чистый лист, и единственное, что проходит через него, — это Джай. Если я смогу добраться до него, все будет хорошо. Каким-то образом вселенная слышит мою мольбу. Высокая широкая тень на периферии зрения привлекает мое внимание, и это происходит быстро. Я едва успеваю заметить разъяренного Джая, который бросается к нашему столику и выплескивает миску кипящего желтого супа на колени Питу. Его рука исчезает с моего бедра, а из горла вырывается душераздирающий крик.
— Джай! — выпаливаю я в ответ, прижимая руку ко рту. Мой стул с оглушительным скрежетом скользит по плиткам внизу.
Мое сердце бешено колотится в груди, угрожая стереть ребра в порошок. Джай хватает Пита за затылок и ударяет его лицом о пустую тарелку, разбивая фарфор и звеня столовыми приборами. Он поднимает Пита за волосы, и я задыхаюсь при виде окровавленного лица.
— Извинись, — требует Джай, и Пит шмыгает носом, свирепо глядя на меня.
— Ты могла бы сказать, что у тебя есть парень.
Я смотрю на Джая. Его зубы оскалены, брови нахмурены. Я никогда не видела его таким злым, в такой ярости. Я придвигаюсь на дюйм ближе.
— Джай!
Он снова ударяет Пита лицом о стол, и я отшатываюсь, мой желудок болезненно сжимается.
— Я тебя не расслышал.
— Черт возьми! — Кричит Пит, поднимая руки. — Извините. Мне очень жаль!
Джай отталкивает Пита и протягивает мне руку.
— Я понесу твою сумку.
Я без возражений отдаю ему свою сумку. Он дышит неглубоко, его широкая грудь быстро поднимается и опускается. Джай лезет в мою сумку, выхватывает контракт из папки и разрывает его пополам, и бросает на стол.
— Ты отвратителен, — сердито выплевывает Джай в сторону Пита и хватает меня за запястье своей большой рукой.
Я опускаю голову, не осмеливаясь взглянуть на остальных посетителей ресторана. Пока Джай тащит меня к выходу, нас окружают ропот и перешептывания, но я не обращаю на них внимания. То, что они скажут об этой ситуации, волнует меня меньше всего. Что, если запись попадет в руки полиции? Что, если они отследят нас по нашим настоящим именам? В последний раз, когда я проверяла, все этапы псевдоцида (прим.: инсценировка смерти) являются преступлениями.
Из-за высоких каблуках болят ноги, и Джай буквально тащит меня по улице к грузовику Джоэла, спрятанному на парковке в боковом переулке. Я прижимаюсь к нему, желая замедлить шаг, чтобы не споткнуться или не подвернуть лодыжку. Когда мы сворачиваем с красивой каменной улицы Сиены, Джай отпускает меня и разворачивается на пятках, пронзая самым гневным взглядом, который он когда-либо на меня бросал.
— Джоэл же сказал тебе! Он говорил тебе, а ты не слушала! — ревет он, и я в шоке отступаю на шаг.
— Я не думала...
— Ты сама делаешь это с собой. — Он тычет длинным толстым пальцем мне в лицо. — Сошла с этого чертова поезда, терпела муки Черепа, а теперь еще и Пит? Господи Иисусе, Эмили. Ты вообще знаешь, что такое инстинкт самосохранения?
Я вздрагиваю. Неужели он так это видит? Что все эти «разборки» в которых я оказалась — моя вина? Может быть, я и сделала несколько неверных решений, но это не значит, что я заслуживаю этих дерьмовых отвратительных встреч с избалованными мужчинами, которые отказываются принимать отказ.
Я проглатываю свою обиду и смаргиваю подступающие слезы. Нет. Я не позволю свалить это на меня. Я уже достаточно корила себя за это. Это не моя вина.
— Открой машину, пожалуйста, — говорю я спокойным голосом, пытаясь обойти его.
Джай преграждает мне путь м огромным телом и возвышается надо мной. Я скашиваю на него глаза.
— Не смей использовать свой рост, чтобы запугать меня, после того, что ты сказал, Джай. Это делает тебя ничем не лучше Черепа или Пита.
Его жесткое суровое лицо смягчается... Не знаю. Сожаление? Сочувствие? Он протягивает руку, и я задерживаю дыхание, когда он проводит указательным пальцем по тыльной стороне моей ладони. Покалывание распространяется от этого прикосновения и охватывает всю мою руку, но я не позволяю теплу, которое он вызывает во мне, отразиться на моем лице. Нет. Я хочу, чтобы он увидел, что я холодна. Я хочу, чтобы он увидел, какие чувства вызывают у меня его слова.
— Мне не следовало этого говорить.
Я смотрю на него, слегка выдыхая.
— Я не это имел в виду, — продолжает он, и его прикосновение переходит от ласки пальцем к полному касанию ладонью вверх и вниз по моей руке. Если он собирается кричать мне в лицо, то ему лучше поверить, что это правда, иначе его единственной целью было ранить мои чувства.
И это просто жестоко.
— Ты это имел в виду.
Я отвожу от него взгляд, но он берет меня пальцами за подбородок и нежно отводит назад, пока наши взгляды не встречаются.
— Я этого не хотел. Я сказал, не подумав. Мне жаль.
Я киваю, слегка наклоняя голову.
— Мы можем теперь пойти домой, пожалуйста?
Джай отпирает грузовик и открывает дверцу, помогая мне забраться внутрь. Он не произносит больше ни слова, даже когда мы едем по нашей улице. Я вижу маленькую лампочку на солнечной батарее на почтовом ящике Моники и Джоэла и вздыхаю с облегчением. Мне нужно принять душ, чтобы смыть с себя все, а потом хорошенько выспаться. Когда я проснусь завтра, то смогу притвориться, что сегодняшнего дня никогда не было.
***
Джай
Я вижу впереди знакомый почтовый ящик. Подъезжаю к нему все ближе и ближе с чувством разочарования и страха в животе. Эмили все еще злится на меня, и атмосфера в машине напряженная. Боюсь, что если открою рот, то выведу ее из себя. Я идиот. Слова сорвались с моих губ без одобрения моего разума. Я не это имел в виду. Я злился на себя за то, что не мог контролировать свой нрав, свою ревность, и винил в этом Эмили. Я так долго жил в мире гнева, ненависти и насилия, что мой запал перегорел, оставив лишь крохотный остаток фитиля.