Для понимания Шаши очень важно, что Инквизиция, Суд, Правительство, Церковь, Прокуратура, Партии — все эти могущественные социальные силы воплощены в образе замкнутого и отлаженного механизма, учреждения. Писатель ищет подлинных преступников не в случайных действиях террористов, но за респектабельными вывесками государственных институтов. Для страны, где даже газету — крупнейшую «Коррьере делла сера» — именуют “Istituzione Corriere” («Институт Коррьере»), в этом нет ничего странного. Наоборот, Шаша тем самым как бы обнажает существеннейшую черту итальянской культуры — ее институциональность. Ведь еще у Данте строжайшая иерархия Ада, Чистилища и Рая напоминала о неких потусторонних организациях, что впоследствии навело одного парадоксалиста на ироническую метафору загробного мира Данте как пенитенциарного (ад), исправительного (чистилище) и санаторного (рай) учреждений. В комментарий включены различные имена и реалии, связанные с итальянскими (и европейскими) институциями: религиозными (минимы), правительственными (Караччоло), научными (Разетти).
Есть у Альберто Моравиа новелла о некоем провинциале, приехавшем в Рим искать поддержки у юриста. Не желая связываться с малодоходным делом, несколько адвокатов гоняют маленького человека от одной конторы к другой. В мире Шаши встречаются и адвокатские конторы, однако «вневедомственный» человек здесь лишний; он, по словам К. С. Льюиса, «отменяется». Жизнь на каждом шагу поставляет писателю пищу для идей: убив Альдо Моро, итальянские террористы припарковали автомобиль с его телом меж зданий, где располагались резиденции христианских демократов и коммунистов. В таком кощунстве была своя правда: ведь именно эти два ведомства отказались пойти на переговоры с «красными бригадами» (подробнее об этом см. Предисловие).
И это, и все другие преступления у Шаши всегда социальны. Они обнажают нравственный кризис всего общества. Сражаясь за власть, государственные учреждения давят тех, кто путается под ногами. Шаша, казалось бы, тоже «путается». Скандалы вокруг его книг — первое тому подтверждение. Однако его запальчивость, впрочем как и его сухость, — не просто авторские эмоции. Это — интонация адвоката. Шаше важнее восстановить справедливость, нежели покарать виновных, а потому позиция адвоката ему подходит как нельзя лучше. Суд, юриспруденция, адвокатура — важнейшие его метафоры. Они пронизывают все произведения настоящего сборника, делают «институциональным» сам текст произведений Шаши. Дворец Правосудия — воображаемый, не исторический — вот то ведомство, из которого Шаша атакует коррупцию, мафию, политические партии.
«Открытые двери» (по объективным обстоятельствам оставшиеся за пределами сборника), «Исчезновение Майораны», «Ведьма и капитан» построены как судебное разбирательство. Вначале — обильное цитирование следственных материалов: от служебной переписки и «жареных» газетных фактов до выдержек из Мандзони и Пиранделло. Затем, один за другим, выступают свидетели по делу (как в «Смерти инквизитора»). Наступает черед рассказчика — то частного сыщика, внештатного следователя по делу («Египетская хартия), то адвоката («Ведьма и капитан»), то прокурора, ревизующего историю («Открытые двери»). Далее следуют тщательно документированные версии преступления — чаще всего взаимоисключающие, которые завершаются версией самого Шаши — открытой, требующей читательского соучастия. В «Смерти инквизитора», «Ведьме и капитане» Леонардо Шаша — следователь, прокурор и адвокат де-факто — разбирает и пересматривает дело неправого суда, судей де-юре. Не имеет значения, что «дело» закрыто где тридцать, где триста лет тому назад: справедливость не знает срока давности.
Своими социокультурными детективами Шаша открывает во Дворце Правосудия одну из важнейших констант итальянской истории, и словом, и мыслью восходящей к отлично разработанной юридической традиции Римской империи. Адвокат в итальянской традиции — посредник в отношениях народа с государством; он может быть правым, левым, радикалом, консерватором, но он не может не быть демократом. И Джанни Аньелли, один из совладельцев крупнейшей в стране газеты, и основоположник футуризма Филиппо Томмазо Маринетти носили прозвище Адвокат. Кажется, по той же традиции Паль-миро Тольятти занимал пост министра юстиции. Наконец, не случайно из всех произведений Анатоля Франса Шаша перевел на итальянский «Прокуратора Иудеи» — рассказ о том, как правосудие на заре новой эры разошлось с правдой истории. В комментариях читатель найдет всевозможные реалии, связанные с этой темой: понятия, восходящие к истории юриспруденции («адвокат дьявола»), имена знаменитых юристов (Фариначчи).