Кшиштоф частенько к нам заходил, все время читал нотации, как мы должны жить, чем заниматься, что читать, что смотреть, куда ходить. И еще: он был фанатиком режима. По его мнению, власть была недостаточно суровой, мало порядка было.
- Дед, он всегда был таким?
- Сколько я себя помню, да, с детства. Противный ужасно. Как родители не старались, изменить его не смогли. Его и в школе терпеть не могли из-за этого. Пытались бить, но он же сразу бежал жаловаться, поэтому с ним просто перестали водиться, а его это бесило, и он опять жаловался. В конце концов, его стали просто игнорировать даже учителя. Их он тоже достал.
Так вот. Когда тебе было лет десять уже, он в очередной раз заявился ко мне. Мама просила перед смертью, чтобы я терпел его, потому что мы братья, и я терпел его приходы. Старался молчать. Твои родители и бабушка всегда находили дела, чтобы с ним рядом даже не находиться. Кшиштофа это злило, но мы не реагировали. В этот раз все тоже сразу же разбежались. А он как-то особо стал психовать из-за этого: мол, он пытается нас от чего-то уберечь, наставить на путь истинный. И вообще, если бы не он, не известно, что бы с нами было. Времена стали другие, и всех доносчиков стали вытаскивать на свет и называть их имена. В связи с этим он стал рассказывать, что так много сделал для страны, выявил столько предателей и неблагонадежных людей и, главное, уберег меня и мою семью от главной ошибки в жизни. Тут меня, как током ударило.
- От какой такой ошибки? – спросил я.
- Как от какой? От побега за границу, – гордо отвечает он мне.
У меня, наконец, все сошлось. Не помню уже, что я ему кричал и какими словами, только с тех пор я его не видел.
Войцех сидел задумавшись.
- Знатный скелет у нас в шкафу хранится, – проговорил он, наконец. – А моих родителей он тоже доставал?
- Не особо. Они здорово огрызались. Скажи, а когда хоронить-то будут?
- Пока не знаю. Мы же должны понять: его убили или это несчастный случай.
- Знаешь, даже, если убили, ничего страшного. Думаю, он не только мне нагадил в жизни.
- Понимаю. Но закону все равно. Во внимание примут, смягчат наказание. Но убийство – есть убийство. Скажи, дед, может, ты знаешь кого-то, кому он сделал подлость, и кто желал бы ему смерти?
- Так сразу и не вспомню. Ты не забывай, сколько мне лет-то: большинство моих ровесников уже на том свете. Надеюсь, они там намнут Кшиштофу бока.
- Ты не о том, попробуй повспоминать, а?
- Думаю, такие есть. Только я их не знаю. Он ведь не только доносы писал, но и анонимки. Не удивлюсь, если он состоял на службе КГБ.
- Ну, сейчас-то он жаловался на громкий смех, лающих собак, и страдал манией преследования.
Мнишек хмыкнул.
- Давай так, Войцех: сходу мне не вспомнить; я подумаю, поперебираю в памяти людей, у которых жизнь резко поменялась.
- Кстати, дед, а где Кшиштоф работал?
- А вот это интересно. Работал он на каком-то военном заводе, в отделе кадров. Полагаю, в его обязанности входило следить за сотрудниками и писать докладные в ГБ. Вот где он душу отводил.
- Может, там были громкие дела? Кого-то обвинили в госизмене или чем-то таком?
- Я подумаю.
- Спасибо. Когда можно будет хоронить, я скажу.
- Ладно, бывай. Спасибо за пиво. Скоро, кстати, очередной футбольный матч, – старик подмигнул внуку.
- Ты неисправим! – засмеялся Войцех.
Он с облегчением вышел от деда. Боялся, что новость расстроит старика.
На следующий день, придя на работу, парень первым делом направился к профессору.
- Доброе утро, пан профессор, можно к вам?
- Конечно, Войцех, входите. Узнали что-то полезное?