- Я почитаю, – коротко сказал он начальнику группы.
Тот все понял и молча кивнул. В документе было написано следующее.
«Я, Кшиштоф Бжезинский, 1922 года рождения, внештатный сотрудник КГБ ПНР, довожу до вашего сведения следующую информацию.
Мой брат, Мнишек Бжезинский, 1919 года рождения, химик-аналитик фармацевтического завода, проявляет буржуазные настроения. Под видом поиска научных публикаций он берет в библиотеке чуждые социализму американские и западноевропейские журналы. Цель ознакомления с такими изданиями очевидна: нанести вред коммунистическому строю. Подозреваю, что братом кто-то руководит. Мысль о том, что синтез фармацевтических субстанций невозможен без достаточной информации, утопична. В нашем социалистическом лагере самая передовая наука и новейшие технологии.
Его супруга, Альма Бжезинская, в девичестве Новинская, 1925 года рождения, является преподавателе университета на историческом факультете. Есть основания предполагать, что она также увлечена буржуазными идеями, и может исказить истинные факты о героической польской истории.
Не исключаю возможность побега на Запад моих родственников.
В связи с вышеизложенным, прошу принять меры относительно указанных мною людей и не дать совершить им роковую ошибку. Если для спасения семьи Бжезинских от трагической ошибки понадобиться их арест, прошу взять их под стражу. Опеку над своими племянниками готов взять на себя. Я воспитаю их настоящими коммунистами, преданными делу партии строителями социализма».
Бедняга Войцех прочел этот бред дважды. Потом посидел какое-то время, мотнул головой, пытаясь стряхнуть с себя какое-то наваждение, как ему казалось.
- Наверное, все это надо переправить в комиссариат, – сказал он, ставя папку на место. Предварительно он сфотографировал донос родственника.
- Да тут грузовик понадобится! – воскликнул руководитель группы и пошел наверх звонить в комиссариат; в подвале мобильная связь не работала.
Понятые, присутствовавшие при обыске, из числа соседей, были в таком шоке, что переговаривались даже не шепотом, а порой выкрикивали реплики.
Когда весь архив покойника доставили в комиссариат, полковник Мельчинский долго на него смотрел, потом также молча развернулся и ушел в свой кабинет. Когда за них захлопнулась дверь, оттуда раздался вой раненого зверя, сопровождаемый нецензурной руганью в адрес старикашки.
Единственное, что порадовало, это найденная банка с ядом, а также многочисленные заключения экспертов: старикашку таки убили. С одной стороны – нет неопределенности, с другой – необходимо искать убийцу. Выводы трасологов совпали с предположениями Ковальского: убийца должен быть не ниже ста восьмидесяти сантиметров ростом и обладать изрядной силой. Также в заключение патологов говорилось о том, что убийца – левша.
Больше всего полковника пугало то, что это дело может остаться нераскрытым. Он этого сильно не любил. При этом он прекрасно понимал, что на его раскрытие могут уйти даже не месяцы, а годы, потому что архив Бжезинского был огромный. Для его разборки Мельчинский задействовал весь состав комиссариата, а также привлек студентов юридического факультета и полицейской академии. Несколько десятков людей, как кроты, рылись в бумажках покойника, составляли списки, выделяя из них тех, кто мог реально пострадать от его доносов. В то же время еще с десяток людей работали в архивах бывшего ГБ в поисках дел, заведенным по этим самым доносам, изучали дальнейшую судьбу пострадавших.
Прошло еще пару недель, прежде чем была завершена работа в архивах. Результат полковника опечалил: по итогам поисков тридцать семь человек могли желать смерти старикашке, включая его брата. Еще девять человек среди соседей покойного. Это те, кого он, буквально, затерроризировал своими жалобами.
Начались поиски пострадавших. Из тридцати семи человек живы были еще трое, но на роль убийцы они не годились. Все трое были уже в преклонном возрасте, а один страдал деменцией. Четвертый, опять-таки – дед Бжезинский.
Опрос соседей тоже не принес результатов: на момент убийства все были дома и не одни. Круг замкнулся. Поиски и допросы длились еще десять дней. А дело стояло. Мельчинский ходил мрачный. Видя настроение шефа, его секретарь Анна, посоветовало посмотреть на ситуацию с другой стороны.
- Пан Станислав, ну посудите сами: больше никто не будет писать кляузы, доставать нас звонками, ни от кого не надо будет прятаться.