1.8.
Осенней порой смеркается рано, и в 9 вечера, стараясь не шуметь, выдвинулись мы к передовой, используя потайной фонарь на спине впереди идущего солдата. Интересовавшийся при жизни не только региональной военной историей Паулс нашёптывал, что англичане для этих же целей светлячков использовали, но мы решили в войну людей иных представителей фауны привлекать по минимуму. Свободу светлячкам!
Справились без помощи этих насекомых, хотя наверняка за кайзера против окопников ополчились огромные армии ещё более страшного врага - вши. Но в пылу рукопашной бойцы переставали чувствовать зудящее и расчёсанное в кровь тело. Даже при более страшных ранах адреналин проявиться боли не давал, и люди только видели, как из них вытекает кровь и ощущали, слабея, как вытекает жизнь. А без резни глаза в глаза обойтись не получалось, хотя огневой мощью бронеавтомобиль обладал даже избыточной. Но случайно попавший в баллоны с ядом снаряд приводил к отравлению сотен соратников, средств защиты не имевших.
До немецких окопов протащила машина наши повозки за несколько минут, при холодном свете мощных фар круша заграждения и не позволяя врагу успеть добежать до пулемётов. Далее, уже в дело вступал тележный десант - требовалась хирургическая точность при напоре бульдозера. Пусть всего минут десять обязан был малочисленный штурмовой отряд изображать сокрушительную силу пока не пробегут эти проклятые пол-километра самые шустрые стрелки из основных сил, но каждая минута драки в окопе казалась часом. Броневик мог только автоматным огнём отсекать кинувшееся на помощь газовикам подкрепление. У защищённых бронёй барышень это получалось. Хотя броня не всегда спасала, у немцев ведь и бронебойные пули имелись, да и с дистанции пистолетного выстрела 7-мм сталь даже простая пуля прошивала. Так была убита барышня-башнёр и её место заняла Оленька, с ещё большим остервенением своим огнём оберегая мою спину. У меня же, как обычно моментально кончились патроны, и дальше заработал клинок, казалось, даже что без моего участия. Ибо не в обычном состоянии человек двигается с такой скоростью, успевая почти одновременно оказываться в разных местах, да ещё и в закрывающей обзор газ-маске. Она спасла меня, когда одному фанатику всё же до вентиля дотянуться удалось, и яд рванул из баллонов в сторону русских окопов. К счастью, самые смелые, ловкие и быстрые сражались уже в немецких. Но пока я через трупы пробивался к сосудам с подлой смертью, небольшое ядовитое облачко всё же устремилось в сторону реки. А немецкие окопы требовалось срочно покидать, причём выжить шанс нам давался только на территории противника, если его с неё удастся выгнать. И я поднял жаждущих просто дышать в атаку. Пригодились складные мостки, и броневик, переехав траншею, всемерно огнём и колёсами, поддержал наше дикое, вызванное ужасом перед смертью наступление. Докатившееся до густо стоявших артиллерийских батарей врага. Залп картечи в упор наверняка бы смёл наши ряды, но во-первых для этого на ствол требовалось накрутить специальную насадку, а во вторых бронещиток орудий легко пробивался снарядиками нашей автоматической пушки, потому не то что накручивать, но и стрелять к моменту нашего появления у лафетов, было уже некому. Уцелевшие пушки стали тут же цеплять к бронемашине и та по одной принялась отбуксировывать их поближе к речке. Ибо создавать укрепления на новом месте сил не имелось уже ни духовных, ни физических. Максимум, на что способен оказался сверх предела измотанный организм, это вернуться и занять отбитые немецкие окопы. А потом неподвижно созерцать, как деловито начинают командовать в них подоспевшие, наконец, герои тыла при больших погонах (им-то в отличие от солдат-трусов сдохнуть противогазы не позволили), спеша урвать кус пожирней от ОБЩЕЙ победы.
1.9.
Тут уже, несмотря на крайнюю степень усталости и почти нестерпимую боль во всём теле, Паулсом называемую то отходняком, то ломкой, пришлось вмешаться. Но не для себя лишнюю плюшку выторговывая, а требуя почтения к погибшим героям, шедшим первыми ради спасения трусов, не спешивших покидать свой окоп. У меня погибли три штурмовика-подпрапорщика и вольнонаёмная барышня-башнёрка бронеавтомобиля. Погибшие нашлись и в других подразделениях, но их гнал вперёд ужас мучительной смерти от яда, повисшего в воздухе за спиной. А первые ряды по собственной воле шли на него, свой ужас внутри подавив. Разница огромная! И что бы её прочувствовали, я, водя пушечным стволом бронемашины, заставил пройти вдоль этих наспех сколоченных гробов всех "обитателей" Острова Смерти. Погибшую девушку звали Байба, и была она сиротой, всеми силами пытавшейся выкарабкаться из нищеты, на которую её обрекла судьба. Но в момент гибели вступила она в многотысячную стрелковую семью. Я снял с себя серебряный знак, подтверждающий это братство, и прикрутил к её мундирчику. Знал бы, отдал бы ей знак, пока жива была! Надеюсь её чистая и смелая душа, пока не успевшая раствориться в ауре планеты, простит мне это.
Сам себе буду теперь живым упрёком за гибель той, кто должна была дарить жизнь, но запретить ей совершить свой подвиг морального права не имел - она спасла тысячи, даже не зная имён спасаемых. Я хоть и не православный, но их девиз 'нет лучшей жертвы, чем, за други своя' мне по душе.
Сразу после траурной церемонии, все четыре гроба погрузили на лафет разбитой немецкой пушки и переправившись через реку всё на том же кораблике уже своим ходом рванули в Ригу. Ибо поставленные как командованием, так и совестью цели и задачи были выполнены. Бронеавтомобиль в полевых условиях испытали и газовую атаку германцев сорвали. Все два десятка вёрст дорога до города шла вдоль реки, на берегу которой окопалась наша пехота и артиллерия, и, видя молодое и красивое лицо погибшей девушки слезы, наворачивались даже у привыкших к смерти ветеранов. А въехав в город, сбавили скорость до пешеходной. На многие километры от Московского форштадта вдоль реки за лафетом выстроилась огромная траурная колонна желающих проститься с героями.
В центре города подъехали мы к зданию Латышского общества. Люди, внеся внутрь гробы, принялись прощаться с павшими. И нам пришлось прямо заляпанными кровью и грязью встать в почётный караул. Но вскоре, нас и самих изнемогавших от усталости сменил у гробов почётный караул из подруг погибших, те, кто не учавствовал в том бою. Простоять им пришлось до следующего утра, ибо молва разнеслась по городу мгновенно и людской поток даже ночью не останавливался. А наш бронеавтомобиль с разбитой немецкой пушкой, вставший против входа на лужайке Верманского парка, охранял покой усопших. Утром всё те же грубо сколоченные гробы вновь положили на лафет и по главной улице города - Александровской, тихим маршем повезли на Братское кладбище за госпиталь на Брассе.
Паулс шепнул мне что и в ТОЙ истории, 27 сентября Командующий Северным фронтом генерал Рузский телеграфировал в Главную Ставку : "Латышские стрелки сейчас образуют наиболее надёжную поддержку на Рижском фронте". И вскоре получил Высочайшее разрешение дополнить батальоны 7-й и 8-й ротами преобразовать их в полки. То же самое произошло и нынче, это значило открытие новых офицерских вакансий и ускоренное чинопроизводство. Так как поставленные задачи моё Бюро выполнило, то и потребность в нём отпала. Всех "моих" подпрапорщиков разбросали командовать полуротами, а мне до окончательного выздоровления предложили перейти со строевой на штабную работу. И более того - возглавить штаб в своём родном 3-м Курлянсдском уже полку. Делали это что бы перед глазами постоянно держать не совсем удобного, но порой крайне необходимого подчинённого, склонного превратиться в неформального лидера. То есть начальство озаботилось банальным "приручением", а для этих целей хорошо срабатывают чины и награды.