Я вымыл лицо и руки у умывальника в раздевалке. Старый Карл стоял рядом со мной. Это был высокий тощий пруссак, брюнет лет пятидесяти, с виду очень рассудительный. Он окликнул меня.
- Встретимся у выхода, мне надо с тобой поговорить.
Я кивнул головой, надел пальто, перевесил в проходной свой табель и вышел на улицу. Старый Карл был уже там. Он жестом подозвал меня. Я пошел за ним. Несколько минут мы шагали молча, затем он остановился и повернулся ко мне.
- Послушай, парень, я ничего против тебя не имею, но так продолжаться не может. Из-за тебя я в прорыве. - Он взглянул на меня и повторил: - Из-за тебя я в прорыве. А если я буду отставать, профсоюз не сможет вступиться за меня.
Я молчал, и он продолжал:
- Ты как будто ничего не понимаешь. Знаешь, что произойдет, если я буду отставать?
- Нет, не знаю.
- Сначала мне сделают замечание, затем оштрафуют и наконец... - он щелкнул пальцами, - выставят за ворота!
Он кончил. Помолчав, я сказал:
- Я тут ни при чем. Я только выполняю приказ мастера.
Он долго смотрел на меня.
- Ты впервые работаешь на заводе?
- Да.
- А до этого где ты был?
- В армии.
- Пошел добровольцем?
- Да.
Он покачал головой.
- Послушай, ты должен работать медленнее.
- Но как я могу работать медленнее, вы же сами видели...
- Во-первых, - оборвал меня старый Карл, - не говори мне "вы" - что это еще за манера! С товарищем, который был тут до тебя, все шло хорошо. Ему тоже приказали подносить сразу по две дверцы...
Он раскурил черную потрескавшуюся трубку.
- Ведь иногда тебе приходится подгонять петли под калибр, не правда ли? Сколько встречается таких петель, когда тебе бывает трудно вытащить калибр?
Я задумался.
- Одна на пятнадцать-двадцать петель.
- И тогда ты теряешь время?
- Теряю.
- Зато в другие петли твой калибр проходит и без молотка, как по маслу?
- Да.
- И тогда ты выигрываешь время?
- Выигрываю.
- Так. Послушай, парень. Завтра у тебя будут затруднения один раз на десять.
Я удивленно посмотрел на него, и он сказал:
- Ты что, не понимаешь?
Я неуверенно переспросил:
- Вы хотите сказать, чтобы в одном из десяти случаев я делал вид, будто калибр выходит с трудом?
- Вот ты и понял! - довольным тоном сказал он, - но это еще не все. Когда тебе попадутся свободные петли, ты все равно будешь вгонять в них калибр молотком и выбивать тоже молотком. Понял? Даже если он будет входить как по маслу. Увидишь, тогда все будет хорошо. Но надо начать делать это с завтрашнего же дня, потому что сегодня я собрал на пять сейфов больше. Один раз - не беда. Товарищам из покрасочного цеха удалось это скрыть, но если так будет продолжаться и дальше - скрывать уже станет невозможно, понимаешь? Мастер заметит - и тогда плохо дело! Он захочет получать лишние пять сейфов каждый день. А я не выдержу такой гонки - и он меня выгонит.
Он поднес ко рту трубку, затянулся.
- Понял? С завтрашнего дня.
После долгой паузы я сказал:
- Я не могу так делать.
Он пожал плечами.
- Не надо бояться мастера, парень. Товарищ, который был здесь до тебя, делал так в течение пяти лет - и никто ничего не заметил.
- Я не боюсь мастера.
Старый Карл с удивлением взглянул на меня.
- Тогда почему же ты не хочешь?
Я посмотрел на него в упор и ответил:
- Ведь это саботаж.
Старый Карл вспыхнул, глаза его гневно сверкнули.
- Послушай, парень, это тебе не армия! Саботаж! Какой там к чертовой матери, саботаж! Я исправный рабочий и никогда не саботировал!
Он остановился, не в силах выговорить ни слова, и так сжал в правой руке трубку, что пальцы его побелели.
Потом он взглянул на меня и тихо произнес:
- Это не саботаж, парень, это - солидарность.
Я ничего не ответил, и он продолжал:
- Пошевели мозгами. В армии есть командиры, приказы - и больше ничего. Но здесь есть еще и товарищи. И если ты не будешь считаться с товарищами не быть тебе никогда рабочим.
Он еще некоторое время смотрел на меня. Затем покачал головой и сказал:
- Подумай, парень! Завтра я увижу, понял ты или нет.
Он повернулся ко мне спиной и ушел.
Я возвратился к фрау Липман. Шрадер брился в своей комнате, Он всегда брился по вечерам.
Я заметил на столе бутылку обезжиренного молока, которое выдали ему на фабрике. Из бутылки была отпита только половина.
- Возьми, - сказал Шрадер, оборачиваясь и бритвой указывая на бутылку, - это тебе.
Я взглянул на бутылку: молоко было синеватого цвета, но все же это было молоко. Я отвернулся.
- Нет, спасибо, Шрадер.
Он снова повернулся ко мне:
- Я больше не хочу.
Я вынул из кармана полсигареты и закурил.
- Это твое молоко, Шрадер. Для тебя это лекарство.
- Нет, вы послушайте этого идиота! - воскликнул Шрадер, вздымая к небу свою бритву. - Я же говорю тебе, что больше не хочу! Бери, дуралей.
- Нет.
Он пробурчал: "Чертова баварская башка!", потом разделся до пояса, наклонился над тазом и, фыркая, стал умываться.
Продолжая курить, я сел. Перед глазами у меня все время торчала эта бутылка молока. Я отодвинулся, чтобы не видеть ее.
- Что тебе говорил старый Карл? - спросил Шрадер, обтирая тело полотенцем.
Я рассказал ему все. Когда я кончил, он откинул назад голову, выставив свою тяжелую нижнюю челюсть, и захохотал:
- Ах, так вот оно что! - воскликнул он. - В нашем цехе сегодня все ругались, что старый Карл посылает слишком много сейфов. А это не старый Карл, а ты! Это маленький Рудольф!
Он натянул рубашку и, не заправляя ее в брюки, сел.
- Теперь-то ты, конечно, будешь делать так, как тебя научил старый Карл?