Смерть на фуршете
Дураки устраивают пиры, а умные едят на них.
По разряду эскорта
На Гоголевском бульваре, близ метро «Кропоткинская», Ксению окликнули:
— Ксюха!
Трешнев? Обернулась. Охо-хо! Он!
— Андрюха!
Сколько лет прошло, но, оказывается, сидел негодяй внутри и вдруг распустился во весь диаметр, как зонтик внутри легковушки.
— Если бы ты знала, как я рад, что тебя встретил!
— По-прежнему в педколледже? — притаив дыхание, спросила Ксения.
Трешнев усмехнулся:
— Произвожу впечатление мазохиста?! Вести себя как оскопленный монах и притом ежедневно испытывать направленный прессинг этих демивьержек! Les risques du mйtier, — с чудовищным выговором произнес он. — Профессиональный риск!
— По-моему, у тебя это мания эротического величия, а не какие-то там les risques du mйtier! — возразила Ксения, красуясь своим произношением, — его отмечали не только университетские преподаватели, но и французы, с которыми доводилось общаться.
— Порассказал бы я тебе, — вздохнул Трешнев, — да, к счастью, дело прошлое! Я ведь никогда не тяготел к педагогике, просто время было такое. Хватался за любой заработок. Получил здесь кой-какой писательский материал — и слинял при первой возможности. Ушел даже из Литинститута. Давно работаю в массмедиа, делю время между пресс-конференциями и фуршетами. Командую парадом… И сейчас направляюсь на церемонию вручения премии «Новый русский роман» — слышала, конечно. Фуршет сегодня будет прекрасный! Что напитки, что закуски. Как холодные, так и горячие! Едем?
— Я вообще-то проголодалась! — призналась Ксения, когда они из сквозняков метро возвратились в духоту этого майского вечера, теперь на Лубянке. — Несмотря на жару.
— Если бы ты знала, как изголодался я! — с жаром романтического героя воскликнул Трешнев.
— Может, купим пока что по паре пирожков?
— Ни в коем случае! Не опошляй прекрасную идею нашего фуршетного движения!
— Какого движения?
— Фуршетного! От иностранного слова «фуршет».
Негодяй! Видно, все-таки уловил иронию Ксении насчет его французского!
— «Вилка» по-французски, Трешнев!
— Это всего лишь этимология, а реальность в том, что в Москве ежедневно проводятся сотни фуршетов…
— И?
— И наш президент, президент Академии фуршетов, выдвинул лозунг круглосуточного фуршетирования…
— То есть?!
— Ну ты и тугодумка! Если захочешь встать в наши ряды, придется перестраиваться…
— Но почему круглосуточного?
— Наш президент справедливо полагает, что не только ужинать, но также завтракать и обедать мы должны только на фуршетах!
— А может, и полдничать?
— Может, и полдничать. Идея, кстати, неплохая. Это будет твоим вкладом в дело фуршетизации культурного сообщества и подтверждением притязаний на членство в Академии фуршетов.
— А с чего ты взял, что у меня будут притязания!
— Знаю! — твердо сказал Трешнев. — Вот мы и пришли!
— Ну, хоть мороженое куплю! — взмолилась Ксения, поглядывая на будочку, стоящую поблизости от монументального здания в центре Москвы, знаменитого еще со времен Игоря Северянина и Маяковского. Именно здесь должна была пройти церемония объявления очередного лауреата Национальной литературной премии «Новый русский роман».
— Что ж ты меня дискредитируешь! — прошипел Трешнев. — Перед, можно сказать, кворумом Академии фуршетов!
Он смотрел в сторону входа, где вели беседу несколько разновозрастных мужчин.
Но Ксения решительно отправилась к мороженщице и купила себе большой брикет пломбира.
А Трешнев, не обращая на нее внимания, подошел к группе беседующих и после рукопожатий присоединился к разговору.
Когда Ксения приплелась туда, он бросил на ее мороженое взгляд, полный пренебрежения, и с радушием произнес, обращаясь к своим собеседникам:
— Господа, позвольте представить вам Ксению Витальевну. Старший научный сотрудник Института возрастных проблем. Сейчас пишет докторскую о дифференциации перистальтики у поэтов и прозаиков при объявлении шорт-листов национальных, региональных и ведомственных премий. Попросила помочь в сборе материалов.
— Андрей Филиппович шутит, — сказала Ксения. — Мы занимаемся серьезными делами.
— А здоровье отечественной словесности разве дело не серьезное?! — воскликнул, но с улыбкой симпатичный бородач среднего роста, в холщовом летнем костюме.
— Именно! — подхватил Трешнев. — Это говорит тебе, Ксения, если ты до сих пор не узнала, Владимир Караванов, поэт и культуролог. Академик-учреводитель Академии фуршетов.
— Как-как?! — переспросила Ксения.
— Учреводитель. Когда мы с Владимиром Федоровичем и Алексеем Максимилиановичем учреждали Академию фуршетов, то единогласно избрали Алексея Максимилиановича президентом, вашего покорного слугу — академиком-метр д’отелем, а Владимира Федоровича — академиком-учреводителем. Ясно?
— Ясно, — просипела Ксения, вцепившаяся в пломбир, начинавший бурно таять. — Караванов — это ваш псевдоним?
— Родовая фамилия! — без обиды, но с удивлением воскликнул поэт. — У меня про это стихи есть!
— Стихи ты ей после почитаешь! — Трешнев был бесцеремонен. — А где наш президент?!
— Вы, Андрей Филиппович, будто забыли, что Алексей Максимилианович приходит к фуршету или, в крайнем случае, к объявлению лауреата! — сказал худой молодой брюнет с пышным коком на голове, как у стиляг пятидесятых годов.
— Но поскольку сегодня как раз крайний случай, будет пораньше! — поддержал его блондин, такой же молодой и такой же худой, только длинные волосы у него по линии лба и затылка перехватывал узкий кожаный ремешок. — А Позвонок и Амазасп Гивиевич уже здесь.
— Почему крайний случай?! — опять не поняла Ксения.
— Ты, Ксения Витальевна, поменьше спрашивай — повнимательней смотри, и все поймешь! — наставительно сказал Трешнев. — Премия престижная. И по деньгам, и по фуршетам! Это ведь заключительное тутти-фрутти, а до этого были еще четыре…
— Пять! — поправил брюнет.
Трешнев возвел очи горе, зашевелил по-детски пухлыми губами.
Потом перевел потеплевший взор на брюнета.
— Верно, пять, дорогой Гаврила!
И к Ксении:
— Вот какая у нас молодежь растет!
— Точнее, уже выросла! — вставил Караванов.
— Недаром они признанные лидеры молодежного стола Академии фуршетов! — с отеческим восторгом, который трудно — и ни к чему — играть, произнес Трешнев. — Знакомься, наконец! Это Гаврила Бадов, а это Егор Травин. Поэты, модераторы, организаторы литературного процесса… Еще будут Юра Цветков и Данил Файзов, ну и девчонки… Есть чем гордиться.
Тяжелые двери, в которые то и дело входили мужчины, женщины, пары — все по большей части среднего возраста, — вдруг широко распахнулись, и на улицу вышел кряжистый бородач в джинсовом комбинезоне и в очках, которого Ксения не раз видела в разных передачах канала «Культура».
— Все здесь! — обрадованно воскликнул Трешнев. — Даже Георгий Орестович Беркутов здесь!
Георгий Орестович подошел к фуршетчикам и крепко пожал руку Трешневу.
— Ты без Инессы? Она будет?
— Да, я без Инессы! — с нажимом сказал Трешнев. — Я с Ксенией. Знакомься!
— Георгий, можно просто Гоша, — повернулся Беркутов к Ксении. — Чего это вы здесь стоите?! Мороженое уже капает… А там и тарелку можно взять, и шампанское носят. — И вновь к Трешневу: — Так будет Инесса?
— Последний звонок у нее на носу! — с досадой ответил Трешнев. — Зачем тебе Инесса?
— Она мне обещала принести первое издание «Кипарисового ларца». Оказывается, у нее со времен прабабки в семье хранится…