Наконец Сошникова вытащила лист, протянула пустой конверт Купряшину, подняла свои стрекозьи очки на лоб и прочитала:
— Игорь Горчаковский. Роман «Радужная стерлядь».
Зал все еще пребывал в тягостном молчании.
Но потом все же отдал должное новому лауреату.
Купряшин пригласил Горчаковского на середину сцены.
Тот пожал протянутую ему руку Абарбарова, хотел пожать руку Димитрову, но Денис сидел засунув ладони за помочи своих шортов. Две кандидатки в лауреаты размеренно хлопали, а Ребров смотрел то на свой диплом, то куда-то в зал.
Сошникова вручила Горчаковскому рамку с дипломом и конверт, а Купряшин взял с другого подноса, своевременно доставленного еще одной красавицей в кивере, лавровый венок и водрузил его на голову Горчаковского.
— Впору! — выкрикнул тот в микрофон. И, придерживая венок, стал кланяться во все стороны зала.
Девушки одаривали финалистов дипломами и букетами. Зал сопровождал торжественный момент полуленивой овацией.
— А кто в жюри? Почему они не показываются? — спросила Ксения.
— Все сидят на первом ряду, увидишь их на фуршете…
— А с председателем познакомишь?
— Тебе надо? Но учти: они не комментируют свое решение. Таково жесткое правило, так что ты к ним с этим не лезь!
И Ксения вновь вперилась взглядом в происходящее на сцене.
После того как Купряшин сообщил, что и финалисты получат денежное вознаграждение, а их романы будут выпущены издательским домом «Бестер», он вновь обратился к залу:
— Как вы знаете, каждая наша церемония завершается сюрпризом. Особым сюрпризом победителю! Скажите, дорогая Галина, помните ли вы, каким сюрпризом приветствовал вас оргкомитет премии при вручении венка победительницы?
— Разумеется, хорошо помню. Можно сказать, навсегда запомнила. — трудно было понять, всерьез ли говорила это Сошникова. — Для меня, как автора романа «Собачий марш», на эту сцену вывели невообразимых мастеров из Театра городских животных под управлением народного артиста Гурия Калачева, и они, перед тем как станцевать для всех присутствующих собачий вальс, столь же бесподобно передо мною промаршировали. Да вы сами все прекрасно помните!
На этот раз аплодисменты зала были добродушно искренними.
— Помним, помним! — воскликнул Купряшин. — И надеемся, что сюрприз этого года также всем, и прежде всего нашему лауреату, запомнится надолго, а может, и навсегда! Скажите, пожалуйста, дорогой Игорь, помните ли вы, что помещено на триста сорок седьмой странице вашего увенчанного лаврами романа?
Горчаковский подошел ближе к микрофону, который держал Купряшин, снял с головы лавровый венок, повертел его в руках, но молчания не нарушил.
— Ну! — с вожделением произнес Купряшин. — Что же там помещено?
— Я полагаю, что там помещены буквы, соединенные в слова, — почти растерянно произнес Горчаковский.
— Замечательно! Дамы и господа, извольте видеть: сейчас перед вами происходит совершенно непредумышленное действо. Автор настолько разволновался, что не смог сразу вспомнить одну из примечательнейших страниц своей книги!
— Возможно, дело еще в том, что мой роман уже вышел вторым изданием, а вы, досточтимый Василий Николаевич, не уточнили, какое имеется в виду! — Горчаковский потихоньку брал себя в руки.
— Срезал, срезал! — обрадованно воскликнул Купряшин. — Облегчу вам жизнь! Я имею в виду первое издание.
Ксении показалось, что Купряшин облегчил Горчаковскому жизнь еще и неслышной для зала подсказкой, ибо автор, несколько картинно походив вдоль рампы, наконец шагнул к купряшинскому микрофону и выдохнул в него:
— Рецепт? Неужели вы имеете в виду рецепт?!
— Ну конечно же рецепт! Не стану перебивать, так сказать, аппетит тем, кто пока что не стал читателем вашего замечательного текста, и не буду углубляться в хитросплетения сюжета. Скажу только, что главный персонаж романа, оказавшись в безвыходной ситуации, ухитрился, имея под рукой лишь ледяную рыбу, приготовить ее так, что те, кому она была предназначена, — о нет, я не выдам других захватывающих коллизий! — приняли ее за то блюдо, какое и заказали, — фаршированную стерлядь по-царски…
— Стерлядь, фаршированную по-царски… — поправил Горчаковский.
— Ну вот, он все вспомнил! — воскликнул Купряшин.
Горчаковский удовлетворенно развел руками.
— Один из членов нашего жюри, сохраним его инкогнито, прочитав описание того, как готовилась эта стерлядь из ледяной рыбы, признался: он испытал почти физиологическое ощущение того, что он это блюдо съел, и съел именно стерлядь. И так, постепенно, когда ваш роман был избран лауреатом… — в этот момент Денис Димитров все же встал с кресла и, положив свой букет и диплом на место, где сидел, прыгающей походкой школьника ушел за кулисы, а Купряшин продолжил: —…родилась идея сюрприза для вас!.. Прошу подать на сцену!
Из-за кулис вышли барабанщицы и сыграли нарастающую дробь.
Но из глубин сцены ничего не явилось.
Барабанщицы вновь сыграли дробь.
Но и после этого ничего не произошло.
Пауза продлилась довольно долго, затем дробь прозвучала в третий раз, Купряшин с облегчением провел ладонью по лбу, но…
Ничего.
— Как можно догадаться, наш сюрприз связан с кулинарией, с поварским искусством. И, очевидно, наши друзья, которым мы этот сюрприз заказали, хотели, чтобы рыбка была посвежее — все-таки середина мая, а ведь по старому русскому поверью рыбу есть можно только в месяцы, названия которых содержат букву «р»…
Как настоящий филолог, Купряшин был краснобаем и, вместе с залом понимая, что вновь произошла какая-то накладка, несколько минут довольно живописно рассказывал о рыбах в русском фольклоре и в классической литературе…
Наконец боковым зрением он увидел, что официант выкатывает из-за кулис сервировочный столик с блюдом, прикрытым мельхиоровой сферой, и совершил резкий словесный вираж от «Мертвых душ» Гоголя к творению Горчаковского:
— На основании рецепта, описанного в романе-лауреате «Радужная стерлядь», шеф-повар фирмы «Boil and Carrot», обеспечившей наш праздничный фуршет, приготовил специально для автора, Игоря Горчаковского, стерлядь, фаршированную по-царски. Причем… — Купряшин хитро заулыбался, — одна рыбка там, на тарелочке, будет стерлядкой, а вторая — рыбкой ледяной… бывшей ледяной. И нашему дорогому Игорю предстоит определить, как говорится, ху из ху. Поверить, можно сказать, литературу жизнью!
В этот момент официант подкатил столик к Горчаковскому.
Кроме блюда под сферой, на нем стояли бутылка вина и одинокий бокал.
— Прошу прощения, — обратился Купряшин к присутствующим на сцене. — Хотя у нас торжественная церемония, она предельно демократична. Уважаемый Игорь Феликсович, вне сомнений, разделил бы с вами дегустацию описанного им блюда, но мы не можем устраивать застолье на сцене под взорами уважаемых гостей, которых внизу ждет обильное угощение. И тоже с приятным сюрпризом! Поэтому Игорь Горчаковский дегустирует стерлядь, фаршированную по-царски, сообщает нам о своих впечатлениях и мы все устремляемся к накрытым столам! Прошу, мастер!
Официант снял сферу, и Горчаковский уставился на блюдо, поигрывая ножом и вилкой.
Из-за кулис с большим бокалом красного вина вышел Димитров и, поскольку его кресло было занято собственным букетом и дипломом, сел в кресло Горчаковского. После чего сделал щедрый глоток из своего бокала.
Горчаковский, показывая на блюдо, стал что-то спрашивать у официанта, а тот что-то отвечал, разводя руками.
— Игорь Феликсович не требует, чтобы ему подсказали, он просто выражает восхищение искусством приготовления одного блюда из двух различных рыб, — пояснил Купряшин, но без уверенности в голосе.
Между тем Горчаковский наконец начал резать нечто на блюде — им в зале было не видно что, — а потом опять обратился к официанту. Тот пожал плечами.
— Игорь Феликсович полагает, что в этих обстоятельствах дегустации ему надо было подать не прекрасное французское вино, поставленное нашими спонсорами, а кувшин чистой воды, чтобы все же попытаться распознать стерлядь и ледяную рыбу, которую… вот наш друг подсказывает, — он кивнул на официанта, — правильнее называть белокровной щукой.