Мы вытащили конюха из дому и усадили в машину. Я дал ему фунт, попросив подробно рассказать все, что случилось в тот день, когда я скакал на его лошади.
Он был постарше, не такой сообразительный и не такой грубый, как Дейви, но и он никак не хотел говорить. В конце концов я заставил его начать. А уж потом не смог остановить. Я хотел деталей - я их получил. И продолжалось это полчаса.
Между снятием попоны и застегиванием подпруги проскочило сообщение, что Морис Кемп-Лор заходил в загон, где седлают, рассыпался в комплиментах фермеру. Потом угостил животное несколькими кусочками сахара и удалился, оставив после себя обычное ощущение полного дружелюбия, - Он парень что надо! - отозвался о нем конюх, Я прервал его и поблагодарил его за старание. Оставили мы его бормочущим, что он нам всегда рад, но все же не понимает, в чем дело.
- Как странно, - задумчиво начал Тик-Ток, когда мы неслись по дороге к следующей конюшне, расположенной в восьмидесяти милях. - Как странно, что Морис Кемп-Лор... - Он не закончил фразы. Я промолчал.
Через два часа в Кенте, еще за один фунт, от тощего двадцатилетнего малого мы выслушали, какой потрясающий парень этот Морис Кемп-Лор. Как он интересовался его лошадью и как он дал ей немного сахара, что, по правде говоря, не разрешается, но как можно отказать такому человеку. Конюх принял нас с обидным высокомерием, но даже Тик-Ток к атому времени слишком заинтересовался, чтобы обращать внимание, - Он их всех отравил, - рубанул Тик-Ток после долгого молчания. - Он отравил их, чтобы было похоже, будто ты не можешь скакать, чтобы все поверили в твою трусость - Вроде того...
- Но на кой черт ему это делать? - яростно запротестовал он. - Просто совпадение, что он давал сахар всем трем твоим лошадям.
- Может быть. Посмотрим.
И мы посмотрели. Мы были во всех конюшнях, где стоят лошади, на которых я скакал после Трущобы, и объяснились с каждым конюхом (не считая лошадей Джеймса). И каждый раз слышали одно и то же. Морис Кемп-Лор словно бы постарался, чтобы конюху запомнился этот день. Он восхищался тем, как конюх хорошо ухаживает за лошадью и предлагал все те же соблазнительные кусочки сахара.
Мы потратили на это расследование субботу и воскресное утро, а закончили мой список где-то на границе Йоркширских болот в два часа дня. Так далеко мы забрались для того, чтобы факты были совершенно железными. Тик-Ток окончательно поверил только в Нортгэмтоншире.
Мы вернулись назад в Беркшир, И на следующее утро, в понедельник, я пошел повидаться с Джеймсом.
Он только вернулся после утренних тренировок, и на холодном воздухе у него онемели пальцы, - Ступайте в кабинет. - Тон был нейтральный, но выдающаяся вперед челюсть выражала непреклонность.
Я последовал за ним. Он тут же включил электрокамин, чтобы согреть руки.
- Я не смогу предложить вам много лошадей, - сказал он, стоя ко мне спиной. - Протестуют все владельцы, кроме одного. Взгляните вот на это пришло сегодня утром. - Он взял с бюро листок бумаги и протянул мне. Это было письмо от лорда Тирролда.
"Дорогой Джеймс!
После нашего телефонного разговора я все время думаю о том решении насчет замены Финна на Образце в следующую субботу. И пришел к мысли, что надо дать ему скакать, как и планировалось сначала, Признаюсь, я это делаю для нас, как и для него. Не хочу, чтобы говорили, будто я поспешил отвернуться от него и проявил бессердечность после того, как он столько побеждал на моих лошадях. Я готов потерять Зимний Кубок и прошу прощения за то, что отнимаю у Вас возможность добавить этот приз ко всем остальным. Но я предпочитаю проиграть скачку, лишь бы не потерять уважение к скаковому братству.
Всегда Ваш Джордж."
Я положил письмо на стол, - Ему нечего волноваться. Образец победит. Джеймс живо обернулся:
- Вы хотите сказать, что не будете скакать на нем? - В его голосе прозвучала нотка обидной заинтересованности.
- Джеймс, - начал я, садясь без приглашения в потертое кресло. - Есть нечто важное, что я хочу вам сообщить. Во-первых, как бы скверно это все не выглядело, - я вовсе не утратил куража и не струсил. Во-вторых, каждая лошадь, на которой я скакал после падения, - была отравлена. Не настолько, чтобы было очень заметно, но достаточно, чтобы они ползли, как тихоходы. В-третьих, всем лошадям отраву давал один и тот же человек. В-четвертых, отрава была дана на кусочках сахара. Похоже, это было какое-то снотворное... - Я внезапно остановился.
Джеймс смотрел на меня, разинув рот. Нижняя губа опустилась. На лице выражение потрясения и недоверия.
- Прежде чем вы решите, будто я не в своем уме, сделайте мне одолжение, позовите кого-нибудь из конюхов и послушайте, что он скажет.
- Кого позвать, вопрос?
- Не имеет значения. Любого, на чьей лошади я скакал за последние три недели.
Он недоверчиво помедлил, потом крикнул кому-то найти Эдди, конюха большого гнедого, принадлежащего Хьюго. Джеймс не дал мне задать вопроса. Он резко спросил Эдди:
- Когда ты в последний раз говорил с Робом?
Парень начал испуганно заикаться:
- Я ег-г-го с п-п-п-рошлой недели не видел.
- С прошлой пятницы? - День, когда Джеймс сам видел меня в последний раз.
- Да, сэр.
- Очень хорошо. Ты помнишь, как плохо выступал большой гнедой в среду на той неделе?
- Да, сэр. - Эдди скорбно взглянул на меня.
- Кто-нибудь давал гнедому перед скачкой кусочек сахара? - В голосе Джеймса слышалась теперь лишь заинтересованность.
Строгость он спрятал.
- Да, сэр, - охотно ответил Эдди. Знакомая улыбка воспоминания появилась на его чумазом лице. И я тайком перевел дух.
- Кто это сделал?
- Морис Кемп-Лор, сэр. Он сказал, что я прекрасно ухаживаю за своими лошадьми, сэр. Он наклонился через барьер в паддоке и заговорил со мной, когда я проходил мимо. И был так уж ласков, что дал гнедому немного сахара, сэр. Но я не думал, что это плохо, ведь мистер Хьюго всегда посылает жеребцу сахар.
- Спасибо, Эдди, - сказал Джеймс слабым голосом. - Насчет сахара не беспокойся,. А сейчас - беги, Эдди ушел. Джеймс тупо смотрел на меня. Часы громко тикали.