- А это зачем?
- Чтобы обставить прихожую. Все должно выглядеть как следует.
- Ты гений, - сдался я, - Едем.
Мы сложили все, что она приготовила, около двери. К этому я добавил две коробки сахару, большой электрический фонарик и веник.
После того внезапного поцелуя диван показался мне еще более тоскливой пустыней, чем раньше...
Глава 17
Выехали мы рано, и когда добрались до коттеджа - не было девяти. До появления Кемп-Лора предстояло еще много дел.
Я спрятал машину за кустами, и мы внесли все привезенное в дом. Застежка была цела и невредима. Она обрадовалась нам и тихонько заржала. Пока я подбрасывал ей соломы и свежего сена, Джоан решила вымыть окна с фасада. Мне было слышно, как она напевает, смывая давнюю грязь.
Дав Джоан полюбоваться блеском стекол, я притащил краску и занялся скучным делом - выцветшую черную краску и свежую замазку стал покрывать новой, ярко-зеленой.
Джоан разостлала в холле коврик. Потом она вбила гвоздь в стенку - под картину - как раз против входной двери; после этого она взялась за окна изнутри: развесила занавески.
Мы постояли у ворот, любуясь делом рук своих. Свежеокрашенный, с веселенькими занавесками, с картиной и ковром, видневшимися в полуоткрытую дверь, коттедж выглядел живым и ухоженным.
- У него есть какое-нибудь имя? - спросила Джоан.
- Его называют "Домик смотрителя", - Лучше назовем его "Росянка".
- В честь победителя Большого Национального Приза?
- Нет, есть такое растение - насекомоядное. Я обнял ее за талию. И она не отстранилась.
- Будь осторожен, ладно?
- Буду, - успокоил я ее и взглянул на часы. Без двадцати одиннадцать. Пойдем-ка в дом, вдруг он раньше приедет.
Мы вошли и уселись на остатках сена так, чтобы были видны ворота. Минуту или две молчали.
- Ты замерзла? - Прошедшую ночь опять были заморозки, а коттедж не отапливался:
- Надо было привезти печку.
- Это не холод, это нервы.
Она уютно прижалась ко мне, и я поцеловал ее в щеку. Черные глаза взглянули печально и устало. А у меня вдруг появилось такое чувство, что если проиграю и на этот раз, то потеряю ее уже навсегда.
- Никто не запрещает браков между кузенами, - медленно выговорил я. Закон разрешает их и церковь тоже. Будь в этом что-нибудь аморальное, они бы не допустили. Даже медики не возражают, - я замолчал, а она все смотрела так же печально. Почти без всякой надежды я спросил:
- Я чего-нибудь не понимаю?
- Я и сама не понимаю... Тогда я решился:
- Я сегодня буду ночевать тут, в деревне, в своей берлоге, А утром прямо поеду на тренировку. Всю эту неделю я манкировал своими обязанностями...
Она выпрямилась, отбросив мою руку.
- Нет! Приезжай ко мне.
- Не могу. Не могу я больше!
Она встала и подошла к окну. Я не видел выражения ее лица.
- Это ультиматум? - спросила она потрясение. - Или я выхожу за тебя замуж, или ты исчезнешь насовсем?
- Если и ультиматум, то невольный, - запротестовал я. - Но так дальше продолжаться не может.
- До этого уикэнда вообще не было никакой проблемы.
Во всяком случае в отношении меня. Ты был чем-то запретным... Вроде устриц, которых мой организм не принимает. Чем-то очень заманчивым, но недозволенным. А сейчас... Сейчас все так, будто у меня возникла страсть к устрицам. И я в жуткой растерянности.
- Иди сюда, - настойчиво позвал я.
Она подошла и снова опустилась на сено рядом со мной. Я взял ее за руку. Ну, а других препятствий нет, чтобы выйти за меня? - я затаил дыхание.
- Нет, - ответила она просто, без колебаний и раздумий на этот раз.
Я повернулся к ней, поднял к себе ее лицо и поцеловал нежно, любовно.
Губы ее задрожали, но она не напряглась и не отстранилась слепо, как неделю назад. И я подумал, если за семь дней могли произойти такие перемены... Значит, я не проиграл. Откинулся на сено, держа Джоан за руку, и улыбнулся ей.
- Все будет хорошо...
Она удивленно посмотрела на меня, уголки ее губ дрогнули.
- Я тебе верю, потому что не встречала человека более решительного. Ты всегда был таким. Тебе все равно, какой ценой достанется победа... Возьми участие в скачке в прошлую субботу. Или устройство этой западни. Или то, как ты провел целую неделю рядом со мной... Но я постараюсь, уже более серьезно закончила она, - не заставлять тебя ждать чересчур долго, Мы сидели на сене и разговаривали так спокойно, будто ничего не случилось - кроме чуда, открывшего человеку возможность надежно устроить свое будущее. И того, что рука Джоан лежала в моей руке и она не хотела убирать ее.
Время шло к назначенному часу.
- Я почти надеюсь, что он не приедет, - сказала она. - Этих писем было бы вполне достаточно.
- Ты не забудешь опустить их?
- Я хочу, чтобы ты разрешил мне остаться. Я отрицательно покачал головой, Мы все сидели и смотрели на ворота. Минутная стрелка на моих часах уже миновала одиннадцать.
Пять минут двенадцатого. Десять минут...
- А вдруг он что-то заподозрил и узнал, что никакая До-рис Джонс не живет в домике смотрителя.
- Нет оснований для подозрений, - объяснил я. - Ведь в субботу к концу телеинтервью со мной он явно не знал, что попался. Джеймс и Тик-Ток обещали молчать пока про отравленный сахар. И уж Кемп-Лор не упустит возможности выяснить такую сокрушительную подробность, как подбадривающие таблетки... Так что явится, не беспокойся.
Четверть двенадцатого.
У меня напряглись мускулы, будто я всем телом слушал, не едет ли он. Я попытался расслабиться. Бывают пробки на дорогах, аварии, объезды. Дорога дальняя, и он легко мог ошибиться, рассчитывая время.
Двадцать минут двенадцатого.
Джоан вздохнула. Мы молчали уже минут десять.
В полдвенадцатого она снова сказала:
- Нет, не приедет он...
Я не ответил.
Лишь в одиннадцать тридцать пять блестящий кремовый нос "астона-мартина" остановился у ворот, и Морис Кемп-Лор вышел. Он потянулся, - устал от долгого сидения за рулем, - оглядел коттедж. В каждом движении чувствовалась аристократическая осанка.
- Послушай, какой он красивый! - выдохнула Джоан мне в ухо. - Какие рыцарские черты! На телеэкране он попроще, Когда человек выглядит таким благородным, трудно представить, какое зло он творит.
- Ему тридцать три. А Нерон умер в двадцать девять.
Кемп-Лор открыл калитку, прошел через двор и постучал в дверь.