– То есть как? Это списки всех школ.
Она пренебрежительно махнула рукой:
– Ну, не важно. Сама займусь.
В дверях столкнулась с входившим Бонаром. Майкл задумался, не поставить ли турникет.
– Лучше б она не стриглась так коротко, – проговорил Бонар.
– Почему?
Бонар упал на стул, который только что освободила Шарон.
– Не знаю. С короткими волосами вид совсем устрашающий. Ты ей дал список школ?
– Пятьдесят с лишним страниц, – кивнул Холлоран. – Отказалась от помощников. Думает, что сама справится.
– Ненормальная.
– Знаю. Даю час, прежде чем вернется подмоги просить.
Бонар чуть улыбнулся, потом серьезно сообщил:
– На гильзе никаких отпечатков.
– Догадываюсь.
– Кроме того, ты разбил падре сердце. Я и сам бы остался на мессу, только чтобы его ублажить, да он меня по-прежнему еретиком называет.
– Хочет завоевать.
– Не сильно старается, мягко говоря. – Бонар обхватил рукой живот, словно нес какое-то крупное животное, облизнул палец, начал листать блокнот. – Вчера ребята кое-что прояснили. Ни на одном аэродроме в радиусе ста миль в воскресенье не было ни одного чартерного рейса; ни в одном местном мотеле проезжающие не останавливались. В основном семейные пары, несколько охотников, мы всех проверили и отбросили. По-моему, преступник, кто б он ни был, приехал в машине, сделал дело и сразу уехал, а у нас, черт возьми, нету шанса узнать, кто откуда приехал и куда уехал. Я просмотрел все протоколы о происшествиях в округе за выходные, наши и дорожной полиции, просто на случай, вдруг кто-то остановил за превышение скорости какого-нибудь перепачканного кровью водителя с диким взглядом, да не повезло. Выделил одиноких водителей без пассажиров, если потом придется еще кое-что уточнить, но, должен тебе сказать, у меня складывается впечатление, что мы просто буксуем.
– Разрешите? – Шарон легонько стукнула в дверь и вошла.
– Передумала насчет помощников?
Она подтащила стул из угла и поставила его рядом с Бонаром.
– Насчет помощников?.. Нет, конечно. – Села, вытащила блокнотик из нагрудного кармана. – Я нашла школу, где учился ребенок.
Холлоран посмотрел на часы, бросил на нее недоверчивый взгляд:
– За пятнадцать минут нашла нужную школу из нескольких сотен?
– Нет. Минут за пять нашла. Еще десять разговаривала с ними по телефону. – Холлоран и Бонар уставились на нее с открытым ртом. Она с некоторым смущением пожала плечами. – Просто повезло.
– Повезло? – Бонар высоко задрал брови. – Ты называешь это везением? Святители небесные, женщина, погладь меня по голове, и я побегу за лотерейным билетом.
Шарон тихонько фыркнула, и Холлоран сообразил, что впервые слышит из ее уст такой радостный звук. Весьма привлекательный.
– Я сказала, что ты дал не те списки, и составила собственный. Надеюсь, обратно их не потребуешь? Они весят тонну. Я их выбросила в мусорную корзину.
Холлоран медленно покачал головой, стараясь не выглядеть тупым болваном.
– Так или иначе, из того, что Бонар мне рассказывал о тех самых родителях из преисподней, я предположила, что они не стали бы держать ребенка поблизости от себя. На мой взгляд, это означает школу-интернат. Само собой, католическую, раз уж они помешаны на религии. Как можно дальше от Нью-Йорка, но в пределах штата, чтоб не лишиться льготной платы за обучение и налоговых льгот. Верьте не верьте, их не так много.
Она остановилась, перевела дух, пролистала блокнотик.
– Вот где мне повезло. Список, конечно, короткий, но я уже на втором звонке попала туда, куда надо. – Шарон выложила блокнот на стол, перевернула, чтобы Холлоран мог прочесть ее записи.
– Это что, стенография?
Она нахмурилась, взглянула на страничку.
– Никакая не стенография. Абсолютно четкий почерк, смотри! – Шарон ткнула пальцем в строчку. – Школа Святого Креста в Сент-Питере, в Кардиффе. Маленький городок в районе озер Фингер. Мать настоятельница работает там с шестидесятых годов и, как только я упомянула Бредфордов, сразу же поняла, о ком идет речь. Ребенка помнит потому, что за двенадцать лет его ни разу не навещали родители. – Она замолчала, взглянула на обоих и тихо повторила: – Ни разу.
– Господи помилуй, – пробормотал Бонар, и все минуту помолчали.
– Дальше, – сказал наконец Холлоран. – Удалось узнать имя?
Шарон с отсутствующим видом кивнула, глядя в окно:
– Это мальчик. Брайан. Они его туда отдали в пять лет.
Холлоран ждал, когда она придет в обычное рабочее состояние, зная, что ждать придется недолго. Однажды сказала, что нельзя испытывать сочувствие к детям, подвергшимся насилию. Это парализует, мешает работать. Через две секунды Шарон вновь на него посмотрела, взгляд карих глаз снова стал проницательным, сосредоточенным. Пожалуй, прежнее состояние ему больше нравилось.
– В школе знали, что он гермафродит? – спросил он.
– Не от родителей, но очень быстро выяснили, при первом же медицинском осмотре. «Отклонение от нормы», по словам матери настоятельницы, сладкоречивой старой суки… Извини. Все время забываю, что ты католик.
– Бывший.
– Неважно. Ну, поскольку его сдали в школу как мальчика, к нему и относились как к мальчику. Насколько известно настоятельнице, правду знали лишь врач и несколько монахинь.
– Что же, в той самой школе отдельные душевые кабины? Отдельные комнаты? – поинтересовался Бонар.
Шарон горестно улыбнулась.
– В принципе гермафродиты не снимают трусов в присутствии своих однокашников, особенно когда признаки явные, как в данном случае. – Она забрала свой блокнот, перелистала страницы. – Родители никогда больше не появлялись и не звонили. В день приезда сразу полностью оплатили весь курс обучения. Ребенок, конечно, держался от всех в стороне, но был очень способный. В шестнадцать лет получил аттестат об окончании средней школы и исчез. Через пару лет пришел запрос о дубликате аттестата. Больше в школе о нем не слышали.
Холлоран испустил вздох и откинулся на спинку стула.
– Откуда запрашивали дубликат?
Шарон слегка улыбнулась:
– Из Атланты, штат Джорджия. Интересно, правда? Именно там он родился. Но еще больше меня заинтересовало другое замечание матери настоятельницы. – Она замолчала – нарочно, по мнению Холлорана, – улыбаясь, как ребенок, скрывающий некую тайну.
– Хочешь, чтобы я тебя умолял?
– Еще бы!
Бонар рассмеялся:
– Ну, что там у тебя, выкладывай!
Шарон набрала в грудь воздуху и выпустила канарейку на волю:
– Мать настоятельница, между прочим, сказала, что за все годы работы в школе к ней ни разу не обращались правоохранительные органы, а сегодня, как ни странно, дважды.
Холлоран нахмурился:
– Ты, а еще кто?
– Полиция Миннеаполиса.
– Она объяснила, что им было нужно?
– Расспрашивали о компьютерах, об электронном адресе, а больше она ничего не сказала. Проклятые монахини считают, что, как только откроют рот, сразу же нарушают условие конфиденциальности. Посоветовала за дальнейшими сведениями обращаться в Миннеаполис. – Шарон вырвала листок из блокнота и протянула Холлорану. – Фамилия и номер телефона звонившего офицера. Может, тут нет ничего, только очень уж странное совпадение, черт побери. Внушает нехорошие подозрения.
– Детектив… как его? Не могу разобрать.
– Магоцци. Детектив Лео Магоцци.
– А «О. У.» что значит?
– Отдел убийств, – улыбнулась Шарон.
29
Магоцци решил побеседовать с компьютерщиками из «Манкиренч» в совещательной комнате. Психологи указали бы, что он совершает большую ошибку. Слишком просторное, слишком открытое помещение. Замкнутое пространство, вызывающее клаустрофобию, обладает реальным преимуществом, когда надо выкачать информацию из упрямцев. Просидев пару-тройку часов в одной из крошечных комнаток для допросов внизу, почти каждый расскажет тебе что угодно, лишь бы оттуда выбраться.