И все же двенадцать кандидатов одновременно было слишком много даже для него. В кутерьме и суматохе он не успевал контролировать работу всех штабов, убежденный, что его страхует Дорошенко. Его уверенность подкреплялась тем, что он по щедрости пообещал Дорошенко тридцать пять процентов с прибыли. Однако, несмотря на всю свою любовь к деньгам и страх перед Норовым, Дорошенко тайком от него то и дело сбегал домой, — у него, как назло, в очередной раз болел ребенок.
В итоге оба забыли про неуклюжего толстого фермера из Обшаровки, выращивавшего подсолнухи, который мечтал протиснуться в районный совет. Тот, конечно, с треском проиграл.
Собственно, больше всех в поражении был виноват начальник штаба, племянник фермера, который посреди избирательной кампании вдруг запил и перестал появляться на работе. Но обиделся фермер на Норова. Он подал на Норова в суд за невыполнение обязательств и проиграл, но не успокоился и разослал всем саратовским изданиям полуграмотную жалобу, в которой ругал Норова мошенником и обманщиком.
Это было первым поражением Норова, он сильно его переживал, хотя и пытался отшучиваться.
Ванная комната с туалетом примыкала к спальне Норова, но двери между ними не было, широкий проход оставался открытым, и малейший шум оттуда, включая звук смываемой в унитазе воды, был слышен в спальне. Дом строил отец Лиз, и трудно сказать, чем объяснялась такая особенность: его просчетом или какой-то новой архитектурной модой. Так или иначе, но подобное решение Норов не считал удачным, и если бы в спальне ночевал не один человек, а двое, оно создавало бы кучу неудобств.
Норов стоял перед зеркалом, замотанный полотенцем, рассматривая свой покрытый кровоподтеками и ссадинами торс, когда в спальню постучала Анна.
— Я принесла тебе мазь, — сообщила она через дверь. — Можно войти?
— Конечно, только не пугайся, я без галстука.
Анна вошла, держа тюбик в руке. За ее спиной неотступно маячил Гаврюшкин.
— Господи, ты весь в ранах! — воскликнула она.
— Херня! — тут же ревниво заспорил Гаврюшкин. — Подумаешь, пара синяков и рожа распухла! Когда мы в Чечне воевали…
— Тебе обе ноги оторвало, — перебил Норов. — Но ты все равно пошел в атаку и подбил семнадцать танков. Знаю. Я тебя, кстати, не звал.
— Меня не зовут, я сам прихожу! — парировал Гаврюшкин.
— Я уже заметил. А когда тебя посылают, ты сам уходишь?
— Тебе срочно нужен врач! — взволнованно перебила Анна. — Дай я тебя натру.
Не обращая на мужа внимания, она принялась бережно натирать Норова мазью. Гаврюшкин засопел. Не в силах перенести это зрелище, он повернулся, чтобы уйти, но передумал и остался.
— Ты слышишь меня? — спросила Анна Норова. — Я позвоню врачу!
Он поморщился.
— Что, больно?
— Да нет, терпимо. Вот тут — полегче, не жми, ладно?
— Все-таки больно?
— Похоже, ребро сломано.
— Сломано ребро?!
— Не слушай его, он спецом! — тут же встрял Гаврюшкин из — за ее спины. — Дай-ка я сам пощупаю!
— Себя щупай, — посоветовал Норов. — Гляди, как возбудился!
— Нор, я тебя…
— Не надо! — перебил Норов. — Только не это! Что за разнузданные сексуальные фантазии: насиловать другого мужчину в присутствии собственной жены!
— Я тебя кончу!
— А это я уже слышал. Нют, как ты живешь с таким занудой? Даже наш бессменный вождь хоть изредка да меняет набор своих обещаний.
— Аня, не верь ему насчет ребра, он все врет! — не унимался Гаврюшкин.
— По-твоему, он сам сломал себе ребро?! — гневно обернулась к мужу Анна.
— Он спецом на жалость бьет.
— Говори лучше «сознательно», — посоветовал Норов. — Звучит не так глупо.
— Не умничай!
— Не буду. Нютка, попроси его, пожалуйста, выйти, мне нужно одеться.
— А чем я тебе мешаю? — с вызовом осведомился Гаврюшкин.
— Слишком страстно смотришь, я смущаюсь.
— Бл. ь, Нор!
— Не распаляйся! Сходи на кухню, попей холодной водички и потом попробуй еще раз выразить свои чувства без «бл. дей» и «Нора».
— Сука!
— Месье Поль! — раздался снизу голос Лиз. — Бонжур! Вы меня слышите? Как ваши дела? Я пришла убираться. Ой! У вас тут что-то случилось! Стекло разбито… вы видели?
— Привет, Лиз! — крикнул Норов. — Минуточку! Я сейчас спущусь.
— Пойду тоже переоденусь, — сказала Анна.