Норов смотрел на нее и ничего не отвечал. Она закрыла лицо пухлыми руками и расплакалась.
— Я не знаю, что делать! — всхлипывала она. — У меня нет сил! Я чувствую себя беспомощной старухой…
Дедушка обнял ее и прижал к себе.
— Ну будет, будет, — приговаривал он, гладя ее по седой голове. — Ну что ты в самом деле…
Норов поспешно вышел из квартиры в подъезд, где его на этаже ждала рослая охрана. Возможно, все они были правы: и бабушка, и отец Николай, — но бить Пашеньку он не мог. Рука у него не поднималась.
Жандармский джип припарковался поближе к дому, из него сначала бойко выпрыгнул чернявый водитель, затем неспешно вылез толстый важный большой Лансак в фуражке и золотых круглых очках. Сегодня с ними был еще долговязый белобрысый худой жандарм в форме.
— Я сваливаю! — поспешно объявила Ляля, кидаясь к лестнице. — Только ментов мне не хватало! Ань, я у тебя посижу!
И, прыгая через ступеньки, она исчезла в спальне Анны. Лиз проводила ее изумленным взглядом.
— Все равно Лиз тебя видела! — попыталась урезонить Лялю Анна.
— Паш, скажи, чтоб она меня не сдавала! — крикнула уже из-за двери Ляля.
Через мгновенье она высунулась вновь.
— Тут, кстати, интернет есть?
— Есть, — отозвался Норов. — Только Лиз мне не подчиняется!
— Ты ей деньги платишь! — парировала Ляля и вновь закрыла дверь.
Видя реакцию Ляли, Гаврюшкин тоже заволновался.
— Зачем они сюда приперлись, Нор? Че им надо? — беспокойно спрашивал он. — Нор, ты не говори им, кто я! Мне нельзя светиться! Никто на работе не знает, что я тут.
— А ты залезь на дерево и каркай, — посоветовал Норов. — Вдруг жандармы примут тебя за большую беременную ворону?
Неожиданный визит был неприятен ему самому; ничего хорошего он не сулил.
Глава четвертая
После переезда Дорошенко в новый дом Норов взял привычку наведываться к нему в гости по выходным. Сережиной жене он что-нибудь дарил из запасов, хранившихся на такой случай в багажнике машины, а ребенку привозил сладости или игрушки. Пользуясь тем, что дружеский визит начальника воспринимается подчиненными как знак особого отличия, он о своих визитах заранее не предупреждал, — звонил уже с дороги. Ему всегда были рады, во всяком случае, делали вид.
Норов приезжал то один, то в компании своих случайных подружек, одной или двух, — в зависимости от того, сколько их оказывалось под рукой. Привозить в семейный дом дам такого пошиба было, конечно, не особенно прилично, но Норов по-свойски не стеснялся ни Сережи, ни его жены.
Однажды в конце лета Норов застал у Дорошенко симпатичную семейную пару; оба были молоды, стройны, спортивны, — такие не часто встречаются в провинции, где толстеют и опускаются рано. Муж, высокий, темноволосый, с задумчивыми карими глазами и приятным баритоном, был немногословен, серьезен и внимателен к жене — голубоглазой блондинке, тоже высокой, которая, в отличие от него, легко и задорно смеялась. Звали их одинаково, Олег и Ольга, и совпадение имен подчеркивало их сходство.
Приехали они на скромных отечественных «Жигулях», оставленных у ворот дома, снаружи. Машина была чисто вымытой, без вмятин и царапин, — за ней следили. С собой они привезли девочку, лет 12, темноволосую и темноглазую, еще нескладную и застенчивую, похожую на Олега. Ее тоже звали Ольга.
Женщины готовили на кухне обед, а мужчины жарили во дворе шашлык; Дорошенко считался по этой части большим специалистом. Олег умело, со знанием дела помогал ему, а младшая Ольга под руководством матери накрывала на стол. Норов присоединился к мужчинам. В ходе необязательного разговора выяснилось, что у Олега и Ольги есть еще сын, 16-ти лет, который остался дома.
— Сколько вам лет? — удивился Норов.
— Мне — 38, Ольга — на год старше.
— Вы оба выглядите гораздо моложе!
— Спасибо, передам Оле, она будет рада. Женщины всегда переживают по поводу возраста и внешности.
— Все переживают, — заметил Дорошенко, помахивая картонкой над потрескивающим шашлыком и морщась от дыма.
— Ты тоже? — спросил Норов.
— Конечно! Хочу всегда выглядеть молодым и красивым.
— Зачем?
— Чтоб девочкам нравиться!
— А как же твои семейные ценности?
— Одно другому не помеха, — Дорошенко хмыкнул.