Дорошенко старался льстить Норову при каждом удобном случае.
— Не такой уж я и идейный. Ну, ладно, допустим… в порядке ненаучной фантастики… А деньги мы где возьмем?
— Как только саратовский бизнес увидит, что ты за него…
— То все от нас разбегутся! Коммерсанты никогда не станут ссориться с властью, ты же знаешь.
— Но есть же недовольные! К тому же у нас имеются и другие источники финансирования. Обсуди эту тему с Ленькой, вдруг он заинтересуется? Заполучить в Саратове собственного мэра, плохо ли?
На кухне Лансак и чернявый Виктор сели с одной стороны стола, Анна и Норов расположились с другой. Гаврюшкин устроился в торце, а долговязый молодой Мишель остался стоять, — для него табурета не хватило. Лансак достал блокнот и ручку.
— Pardon! — спохватился он. — Забыл вам представить моих подчиненных: жандарм Дабо, — он кивнул на белобрысого Мишеля.
Тот что-то доброжелательно промычал, продолжая с любопытством глазеть на Норова.
— И … Пере, — закончил Лансак, чуть повернувшись в сторону чернявого Виктора.
Перед тем как назвать фамилию своего водителя, он произнес какой-то длинный, по-французски пышный и совершенно непереводимый титул, что-то вроде «marechal des logis» и еще «chef». Подумав, Норов сообразил, что чернявый — сержант, а может быть, даже старший сержант.
— Enchanté! — осклабился Виктор Пере.
— Enchanté! — с опозданием произнес туповатый Мишель.
— Не могу сказать, что рад вас видеть, парни, — по-русски проворчал Норов, но заставил себя вежливо улыбнуться обоим.
— Для начала несколько вопросов общего характера. Ваша профессия, месье Норов?
— Директор по развитию рекламной фирмы.
— Российской?
— Российской.
Норов действительно сохранил одну из своих фирм, совсем небольшую. Существовала она номинально, прибыли не приносила, но позволяла ему получать скромную законную зарплату и без запинки отвечать на вопросы о своем трудоустройстве.
— Вы снимаете этот дом у мадам Пино?
— У мадам и месье Пино, верно.
— Сколько времени в году вы обычно проводите во Франции?
— Около полугода.
— Чем вы тут занимаетесь?
— Размышляю.
Чернявый Виктор взглянул на Норова с веселым недоумением, стараясь понять, шутит ли тот. Но Норов оставался серьезен.
— Размышляете? — Лансак поднял над очками белесые брови; он тоже был удивлен. — О чем же вы размышляете, месье Норов?
— О смысле жизни.
Чернявый хотел хихикнуть, но посмотрел на начальника и передумал. Белобрысый Мишель приоткрыл от напряжения рот, — он не понимал, о чем говорят.
— Вы думаете о смысле жизни? — недоверчиво повторил Лансак. — И фирма вам это оплачивает?
— Да. Ведь это — моя фирма.
— А! — понимающе усмехнулся Лансак. — Это другое дело. Вы неплохо устроились, месье Норов.
— Не жалуюсь.
Фамилия мэра Саратова была Пивоваров, ему исполнилось 54 года, он был выходцем из партийно-хозяйственной верхушки, носил один и тот же серый костюм и один и тот же галстук в мелкий горошек. Невысокий, с лысым теменем и остатками редких волос на висках, с бабьим лицом, тусклым взглядом из-под очков, в разговоре он слегка шепелявил, и, как многие люди с дефектами речи, был утомительно многословен. В целом он был настолько невзрачен, что вряд ли его сумела бы описать собственная жена.
Городское хозяйство он знал хорошо и по мере возможностей старался его улучшить, однако возможностей у него имелось совсем немного: муниципальный бюджет трещал по всем швам, — городские налоги забирала областная администрация. Пивоваров, конечно же, воровал, как без этого? но, будучи трусоват, старался держаться в рамках. Ездил он скромно — на «Волге» с одним водителем; хотя и его дочь, и зять раскатывали на дорогих иномарках с телохранителями.
Сам по себе Пивоваров, по мнению Норова, не был серьезным противником, но за ним стоял губернатор, а это была уже совсем другая весовая категория. Там били жестко.
Губернатор Мордашов был из деревенских; нахрапистый, хитрый, честолюбивый. В двадцать три года он уже возглавил отстающий колхоз в родном селе и быстро вывел его в передовые. Методы он при этом практиковал русские народные; нерадивых односельчан выгонял на работу лично, бранью и угрозами, а пьяниц и прогульщиков воспитывал зуботычинами.
Начальство оценило его эффективность; он был назначен первым секретарем райкома партии, затем переведен в горком, откуда его, еще совсем молодого, взяли в обком на пост второго секретаря. Он умел разговаривать с простым народом, которому нравились его напор, решительность и грубый юмор. Перед начальством он, при необходимости, мог разыграть из себя сельского простака, этакого валенка, готового горы свернуть по приказу сверху, — навык в России чрезвычайно ценный, умных ведь у нас в государственных органах не особенно жалуют. Но валенком Мордашов, конечно же, не был.