Это что же? Выходит жизнь у нас — это и есть проживание в чистилище?
— Да ты не боись, — гундел бомж, неверно истолковав замешательство Ивана Васильевича, — ты только пожелай. Только учти — захочешь коньяк — получишь политурку, попросишь виски — дадут стеклоочиститель, так что желай сразу водки — «Троя» выскочит гарантированно.
— А с закусью что? — не удержался Пинягин, решивший отложить решение глобальных проблем как всегда на потом.
— То же самое. Закажешь пиццу — получишь просроченной колбасы с душком, захочешь суши — получишь плесневелых соленых огурцов. Советую рыбные консервы — дадут кильку в томате псковского производства. По вкусу один в один, что и дома — гуляй, душа!
— Народу здесь много? — кивнул на трущобы Пинягин.
— Хватает. Только большинство отсыпается с похмела. На люди выходят редко, совсем одичали.
Да ты не беспокойся. Криминалу тут нет, смысла нет, разве если покуражиться.
— А есть ли возможность убраться отсюда?
— А как же. Правда, таким, как я, установлен испытательный срок в четыреста лет, но что нам эти годы? А вот у тебя, такого чистенького, другие возможности. Небось архангел срок давал?
— Было дело, — признался Пинягин.
— Во-во. С тобой проще — отмантулишь, сколько заказал и плыви дальше. А уж если бонус есть, — бомж присвистнул.
Иван Васильевич на всякий случай решил не признаваться в наличии неведомого бонуса и осторожно спросил:
— Ты сказал, что встречающий — архангел, а мне показалось…
— Ну ты даешь! Вот скажи, кого у нас называют архангелами? Здесь — то же самое. Они тут вместе вертухаями работают и чистые и не очень. Значится, механик..
— Откуда ты знаешь, что я был механиком? — изумился Пинягин.
— Это я слету прикинул; базаришь грамотно, но руки в мозолях, опять же на штанах пятно от масла. Такое только от отработки бывает, ну и …
— Здорово! А ты кем был до того?
— На «буханке» заруливал. Обещали «Транзита», но не судьба.
Он поднял руку ладонью кверху и в ней обнаружился фунфурик с «Троей».
— Идем, я угощаю, свои люди. Валера, — протянул он руку.
— Иван Васильевич, — отрекомендовался Пинягин.
Завернув за угол, новые знакомцы вышли на пыльную улицу без всяких признаков растительности и какого-либо транспорта и тут, оглянувшись назад, Пинягин не обнаружил за собой обычной тени. Валера тут же пояснил:
— Васильевич, ты что, как маленький? Как может душа что-то отбрасывать?
— Но пьянеет же, — возразил Пинягин.
— Тут все по желанию; захочешь — забалдеешь, не захочешь — ни в одном глазу.
— А ты пробовал второй вариант? — живо заинтересовался механик.
— Да ты что? — замахал руками Валера. — А вдруг система даст сбой? Лучше Господа не гневить и так, считай подарок получили — не просыхаем.
— Валера, а из этих есть кто? — механик изобразил очки.
— А, яйцеголовые? Как не быть. Напротив в хибарке живет, книгу пишет, ей-богу не вру. То камешек с крыши бросит и секунды считает, то на звезды таращится.
— И где этот чудак обретается?
— Вон, дверь на одной петле болтается — там он.
— Валера, спасибо. Ты давай к себе, а я хочу с мужиком перетолковать.
— Любопытный значит. Ну, бывай.
Пинягин отвалил ветхую дверь и прошел в сени. Следующая дверь тоже едва держалась в проеме.
— Можно к вам? — механик зашел в просторную комнату, напоминавшую по обстановке примитивную лабораторию.
— Заходите, заходите, — поднял голову от записей невысокого роста мужчина в коричневом отличного пошива костюме. На ногах его красовались щегольские модельные туфли.
Кстати, посмертная одежда и обувь прибывающих сюда не пылилась и не грязнилась. И на этот вопрос Илья Исаевич — новый знакомец Пинягина тоже ответил.
— В это место прямым ходом попадают те, кто погиб от несчастного случая, — подтвердил он догадки Пинягина.
— Лично я человек обстоятельный, торопиться не стал, — продолжал собеседник, — выпросил у референта три года — мне хватит.
— Референта? Вот это, — Иван Васильевич изобразил на голове рожки, — референт?
— Называйте, как хотите. Я полагаю, что для каждого он разный, только суть одна — вызывать у нас доверие. А про рожки? Иван Васильевич, примите, как есть, если хотите — считайте это испытанием или искушением. Ах да, вы же атеист, все забываю.
— Илья Исаевич, со мной почти ясно, но ехал я с бабулей всей такой набожной, так что возникают вопросы.
— Ах, Иван Васильевич, вы такой наивный. Можно иметь полный дом икон и в то же время не иметь даже отдаленного понятия — во что ты собственно веришь. Вот вы лично как представляли рай?