— Э..- растерялся Пинягин, — единственно, в чем я уверен, что там не работают.
— Неплохо! Иными словами — где безделье и халява.
— А вот тут Валера, ну бомжик местный сказал, что ему определили испытательный срок в четыреста лет.
— Дорогой Иван Васильевич, вы опять перепутали полюса. Понимаете — это место для него не КПЗ для отсидки, а натуральный рай. Вот у викингов их Вальхалла — это рай, где беспрерывно идет гульба и всё. Вот Валерий туда и попал.
— Мне кажется, у каждого действа должен быть смысл, особенно сейчас, когда мы находимся в чрезвычайных обстоятельствах.
— Голубчик, разумеется — он есть и, мне кажется, лежит на поверхности. Каждый должен получить то, о чем мечтал.
— Это Валера мечтал о разрухе?
— Это для вас разруха. Вот вы когда обнаружили, что здесь разруха?
— Когда перекрестил океанскую панораму.
— То есть, когда засомневались в подсовываемой мечте, не так ли?
— Ну хорошо, тогда почему мы торчим здесь?
— Скажите, Иван Васильевич, там, откуда мы прибыли ваша жизнь была …
— Праведной? — не удержался Пинягин.
Илья Исаевич поморщился.
— Мне кажется праведность — это искусственное понятие. Если хотите — мерило этического идеала для полных невежд. Я имел в виду иное. Предпринимали ли вы шаги, направленные на познание себя?
Пинягин угрюмо молчал. С познаниям себя у него было плохо. В последние годы его запои приобретали все более продолжительный характер и связь с реальным миром как-то замкнулась в круге полной безысходности.
— Так вот, — нимало не смущаясь, продолжал витийствовать собеседник, — так называемый испытательный срок — это просто время, необходимое для того, чтобы наша душа, если хотите, пришла в себя и поняла наконец собственное предназначение.
— Вы там случайно, — Пинягин показал пальцем вниз, — не проповедовали?
— Да вы что? Просто интересовался историей религий и сделал определенные выводы.
— А как же вы оказались здесь?
— Попросился.
Пинягин потерял дар речи. Умная беседа о высоких материях очень утомила его и он просто так спросил:
— А зачем камешки с домов кидать?
— Так ведь любопытно. Если есть ускорение свободного падения, значит — окружающее в какой-то степени материально, что вызывает дополнительные вопросы..
Пинягин отключился. Он хотел спросить, что за бонусы здесь раздают, но собеседник, разгорячась, так махал руками, что механик задом сдал назад и, снеся спиной многострадальные двери, вывалился на улицу. Только сейчас он обратил внимание на небо. Собственно, неба, как такового, не было, а была какая-то белесая пелена, которая, тем не менее, даже в отсутствии солнца, ярко освещала окрестности. Вид города вызывал такое отвращение, что Пинягин подсознательно захотел отсюда исчезнуть. И исчез. Вероятнее всего, просто изменилась панорама — вокруг, колышимые легким ветерком, шелестели широкие пальмовые листья и цвели опунции. На пляже расцветились яркими красками зонты, народу явно прибавилось.
Тем не менее Иван Васильевич мучительно вспоминал подробности последних разговоров, подспудно понимая, что кто-то или что-то подталкивает его к разгадке самого главного вопроса и никак не мог вычленить среди информации главного. Окружающий пейзаж он воспринимал, как очень удачный мираж и не относился к новому изменению действительности серьезно. Оставался еще один прием, который Пинягин держал в запасе, но пока опасался его применять.
Пока же он решил провести показательный опыт и старательно зажмурился, терзая давно заснувшее воображение. Затем он повернулся назад и с удовлетворением обнаружил уютную плетеную качалку, в которую немедленно пристроил свое грузное тело. Почти час он бездумно раскачивался, поглядывая на океан без единого кораблика, а затем робко позвал:
— Бонус!
Тут же к нему подошла официантка в старомодной заколке и кружевном переднике.
— Что надумали, Иван Васильевич?
Пинягин, задумчиво глядя на бликующие волны, решительно произнес:
— Я бы хотел побыть здесь, как все.
— То есть на полные четыреста?
— Да. Теперь я понимаю, откуда взялся такой срок. Вы знаете… Кстати, как вас зовут?
— Э… Клара. Пусть Клара. Вам нравиться?
— Красивое имя. Вы знаете, не хочется являться к Нему с подгаженными штанами. А за это время, глядишь, и мысли умные появятся. Вот вы скажите, а есть ли такие, которые были к этому готовы? Я уже понял, что это не те, что всю жизнь иконам кланялись да милости просили.
— Я рада за такое начало. А о тех, кто готовился — видите ли — они делали это совершенно напрасно..
— Можете не продолжать. Тогда принятое решение кажется мне тем более верным. Скажите, Клара, чем же я заслужил такое повышенное внимание к себе? Неужто тем, что попросил всего три дня?