— Обычно ваши рассуждения отличаются большей осторожностью, — заметил я. — Роджера не назовешь очень успешным — вероятно, он понимал, что Уильям скоро отберет у него славу, и мог чувствовать себя несчастным из-за Эвис. Знаете, не очень приятно быть влюбленным в девушку, которая не отвечает тебе взаимностью.
— Это не причина для самоубийства. — На губах Финбоу мелькнула улыбка. — Вероятно, Роджер страдал из-за любви к Эвис, но я уверен: его не покидала надежда, что Эвис все же любит его. Понимаете, Йен, почти любому человеку труднее всего понять, что тот, кого он любит, не испытывает к нему ответных чувств. Даже самые рассудительные удивительным образом умудряются обманывать себя. Одни придумывают разнообразные объяснения, почему девушка не открывает своих чувств. Другие даже признают, что их не любят, — но только на словах. Полагаю, это справедливо для всех. Даже для самых закоренелых реалистов вроде меня. — Мне показалось, что по его красивому лицу пробежала тень. — И еще в большей степени для такого мужчины, как Роджер, — жизнерадостного, нечестного по отношению к себе и другим и, кстати, привыкшего пользоваться успехом у женщин. Я не делаю никаких выводов. Просто совершенно очевидно, что большую часть времени Роджер не сомневался: рано или поздно Эвис придет к нему и скажет, что уже давно любит его.
Я был вынужден признать, что гипотеза Финбоу об отношении Роджера к Эвис полностью соответствует тому, что я собственными глазами наблюдал в течение последнего года. У меня оставался еще один, последний аргумент.
— А как насчет Уильяма? Роджер должен был бояться его.
— Роджер, несомненно, боялся Уильяма, — с улыбкой ответил Финбоу. — Но тут он мог многое предпринять — и предпринял бы, — прежде чем обращаться к такому средству, как самоубийство. Вы же понимаете, что все карты были на руках у Роджера; у него прочная репутация, а люди с огромным уважением относятся к репутации, даже если подозревают, что ее обладатель не так хорош, как о нем говорят. Нет, если бы каждый врач или ученый, подобный Роджеру, сводил счеты с жизнью из-за молодого соперника, уровень смертности среди врачей и ученых был бы чрезвычайно высок; в действительности же молодому сопернику позволяется очень медленно завоевывать признание. Затем весь процесс повторяется уже в отношении его молодого соперника, и так будет продолжаться, пока наше общество не придет к «Утопии», описанной у мистера Уэллса.
— Но в жизни Роджера могли быть обстоятельства, о которых вы ничего не знаете, — задумчиво произнес я.
— Совершенно верно, — ответил Финбоу. — И если бы имелись веские материальные основания предполагать самоубийство, я бы признал, что недостаточно глубоко изучил Роджера. Однако в настоящий момент психологические факты полностью согласуются с материальными, и вместе они свидетельствуют о невозможности самоубийства Роджера.
— Материальные факты? — запротестовал я. — Они свидетельствуют, что он мог это сделать.
— Вы упустили один материальный факт, — мягко возразил Финбоу.
— А именно?
— Самого себя.
— Что?! — вскричал я.
— Задумайтесь на минутку, — продолжал Финбоу. — Если это самоубийство, то необыкновенно хитрое, тщательно рассчитанное, с явной целью представить его как убийство. Согласны?
— Да, — кивнул я.
— Однако ни о каком убийстве не могло быть и речи, если бы мистер Йен Кейпл вдруг решил прогуляться по палубе и увидел, как Роджер намеренно стреляет в себя. Понимаете, Роджер полагал, что вы сидите на палубе… а даже один случайный фактор никак не вяжется с хорошо продуманным самоубийством. Это очень важно, Йен: Роджер не мог знать о ваших передвижениях. Только те, кто находился внизу, точно знали, где вы!
— Думаю, да, — согласился я.
— Это очевидно. Роджер мог точно сказать, где находятся в это время остальные — обычно в таких компаниях придерживаются заведенного порядка, — однако он не мог знать ваших привычек, пока вы не пробудете на яхте день или два, — объяснил Финбоу.
— Он мог рискнуть, — сказал я.
— Мог — если имелась веская причина. А ее не было, — мягко возразил Финбоу. — В ближайшие пару дней не намечалось никаких событий, которые Роджер должен был во что бы то ни стало предотвратить. Например, свадьба Эвис — но это дело далекого будущего. Или карьера Уильяма. Ее можно было разрушить, убив себя и через месяц, и во вторник, первого сентября, — никакой разницы. Нет, Йен. Как выразился бы Алоиз Биррел, не тот ритм!