Андрей Кивинов
Смерть под трактором
Сначала была любовь.
Мы растворялись в нирване блаженства, как карамельки «Чупа-Чупс» на горячих губах, мы ныряли в бескрайний океан удовольствий, доставая до самого дна, кружились в водовороте безумных фантазий, подобно пузырькам в бутылке «Пепси». Я задыхался в колдовских объятиях, целовал вишневые губы, наслаждался прелестью форм, сверкающей белизной зубов и ароматом бархатной кожи. Мне хотелось вопить от радости, как футболисту, забившему решающий мяч в финале Кубка Мира, как помилованному смертнику, как счастливому студенту, наконец сдавшему сопромат… Со сверхзвуковой скоростью я мчался к финальной точке этого безумного путешествия. Вон она, вон она сверкает и приближается. Я уже различал посадочные огни, задыхаясь от нетерпения. Еще немного… Еще чуть-чуть! Боже мой!.. Ну-у-у-у…
Потом был трактор.
Он проламывал стену своим ужасным ковшом-тараном, безобразно лязгая тяжелыми гусеницами. Он неотвратимо надвигался на нас, сотрясая хрупкое пространство ревом раненого мотора и выплевывая из своего масляного чрева клубы ядовитого сизого дыма. Тракторист, яростно сжимая зубами потухший окурок «Беломора», смотрел на меня сквозь мутное лобовое стекло взглядом снайпера, поймавшего жертву в перекрестие прицела. Мы с криками отчаяния устремлялись к дверям, но безжалостная машина играючи разносила препятствие. Мы мчались дальше, боясь оглядываться назад, мчались, пока не упирались в глухую бетонную стену…
Я пытался карабкаться вверх, но, не имея навыков альпиниста, раз за разом срывался. Я хотел просочиться сквозь бетон, хотел взлететь, но тщетно… Когда жар раскаленного двигателя уже обжигал спину, я поворачивался. Тракторист выплевывал окурок в форточку и, по-сатанински улыбаясь, выжимал газ. Я в бессилии протягивал вперед немощные руки и, понимая, что через секунду превращусь в бесформенную лепешку, начинал орать…
Потом наступало утро. Я просыпался и минут пять лежал без движения, таращась в потолок. Вот уже третью ночь подряд мне снилось это сумасшествие.
Любовь, прекрасная как музыка Шопена, в разгар которой вдруг появлялся ревущий бульдозер с очумевшим трактористом в кабине… Вчера я, порывшись в библиотеке, сваленной на антресоли, отыскал подаренный кем-то сонник. «Трактор – к плодородию и удаче». Хорошо хоть не к свадьбе. Сочинители.
Я взглянул на будильник. Пора. Моя свободолюбивая душа протестует против навязывания всяческих распорядков, но… Я на службе и вынужден подчиняться. Уже пятый день. Ровно в девять тридцать я обязан предстать перед карими очами господина майора, доложить о достигнутых успехах и рассказать о планах. Затем огрести справедливые замечания, ценные указания и идти в рабочий кабинет исполнять возложенные на меня обязанности оперуполномоченного уголовного розыска. Полчаса хватает на мытье-бритье-бутерброд, еще час я кувыркаюсь в общественном транспорте. Ровно в девять двадцать я вваливаюсь в кабинет номер тринадцать районного отделения милиции и протягиваю руку своему соседу Евгению Филиппову, делящему со мной тяготы ментовской службы. Десять минут мы сплетничаем на непотребные темы, после чего следуем в направлении кабинета с латунной табличкой на дверях.
Шеф приветствует собравшихся господ ободряющим вступлением, заканчивая словами: «Вы у меня будете работать как надо, дармоеды», и приступает к индивидуальной беседе с каждым членом коллектива. Сегодня я сел неудачно, вторым после Евгения, который как всегда ловко ушел в сторону от жестких вопросов.
Чувствуется опыт. Лично я так и не понял, чем занимался вчера и чем будет заниматься сегодня мой коллега, но начальник остался вполне удовлетворенным.
Теперь мой черед удовлетворять.
– Кирилл, что по трактору?
Именно этого вопроса я почему-то и ждал. Хотя шеф, разнообразия ради, мог спросить меня о более наболевшем. К примеру, доволен ли я зарплатой или графиком дежурств. Или вообще – жизнью? А то опять трактор. К слову сказать, трактор, а точнее его угон, был первым происшествием, с которым мне пришлось разбираться после вступления в должность. Осчастливили меня этим материальчиком три дня назад. Первые двое суток милицейской карьеры я осматривался и учился, а на третьи мне сказали: «Амба!», поставив дежурить. И вот, когда я, сидя в боевой готовности, мечтал об ограблении банка, в кабинет ввалился небритый субъект в сером ватнике и кирзачах и, тряся руками, начал кричать о каком-то тракторе. Я предложил товарищу присесть и угостил водой из-под крана, после чего он немного успокоился, хотя руки трястись не перестали.
– Беда, беда, командир! – рвал товарищ фуфайку на груди. – Ты ж глянь, нулевая тачка, ну в смысле трактор! Муха не какала! Прямо со стройки дернули, козлы свинохвостые! Забор своротили! Че делать-то теперь?
– Начнем по порядку, строго хронологически.
– Хронически?
– Хронологически. Расскажите еще раз – где, когда и при каких обстоятельствах у вас пропал трактор. И кто вы, собственно, сам?
Тракторист, не спрашивая разрешения, закурил беломорину и, стряхивая пепел на пол, затарахтел:
– Я ж говорю, тракторист я. Гнатюк Петр Иванович. У нас тут стройка, на Малой Корытной. Магазин возводим, знаете, может? На той неделе, дай Бог памяти, в четверг, я трактор новый получил. Прямо с базы. СМУ закупило три трактора, один вот мне достался. Бульдозер. Челябинского завода. Хорошая модель, десять тонн с места рвет…
Дальше потерпевший стал описывать технические характеристики и достоинства угнанного бульдозера, которые я, в целях экономии времени, опускаю.
– Вчера, часиков в семь вечера, я смену закончил, машину, ну то есть трактир, к бытовке поставил, закрыл и до дому. Сегодня прихожу – японский городовой! Нет машины! Только стекла на земле валяются. И забор проломлен. А до забора след. Я к сторожу – дежурит у нас пенсионер один – где, блин, трактор?!
Он ластами разводит, не знаю, не знаю, ночью тихо было. Конечно, тихо, ежели два пузыря съешь. Тут не то что трактор, ядерную атаку проспишь. Я начальство предупреждал, что нормальную охрану надо, полстройки уже растащили…
– Скажите, Петр Иванович,– перебил я Гнатюка,– трактор был оборудован сигнализацией?
– Чего? – таращится на меня заявитель, будто впервые в жизни услышал про охранную сигнализацию.
– Я спрашиваю, сигнализация была? С брелочка или салонная?
– Да на кой ляд в трактор сигнализация! Кому он сдался?!
– Но его ж угнали, стало быть, сдался! А о сигнализации могли бы и позаботиться. Или крюк какой-нибудь на руль повесить.
– Нет в бульдозере руля. Рычаги только.
– Ну, на рычаг. Как, кстати, двигатель заводится? Ключом?
– Да… Но можно и проводочки замкнуть. Как в машине.
– Это единственный трактор на стройке?
– Нет, еще «Беларусь» старенький есть, но он на месте.
– А на угнанном тракторе только вы работали?
– Есть сменщик, Серега Федин, но он на больняке вторую неделю с язвой двенадцатиперстной кишки.
Слово «двенадцатиперстной» Гнатюк произнес с глубоким чувством собственного достоинства. Не лох, разбираюсь…
– Хорошо, едем дальше. Трактор застрахован?