Последние три месяца, Юнкер выживал в изоляции от общества, безвылазно пребывая в четырех стенах. Теперь, стоявшая в метре от него Салли, создавала собой некий уют, с которым он не хотел расставаться. Тем не менее, умирать ради девчонки, которую Юнкер совершенно не знал, ему не хотелось. Присев на диван, он достал очередную сигарету и наплевав на все правила, начал курить внутри помещения. Салли, отведя глазами в сторону, прижалась спиной к стене медленно скатываясь задом к полу.
– Ну, и как ты здесь оказалась? – спросил Юнкер.
Салли, доверчиво вглядевшись ему в лицо, тихо заплакала.
– Я не хотела умирать … Люди, люди на улице, они … они … один за другим принялись умирать. Головы их лопались словно надувные шарики, проткнутые иглой. Повсюду лужи крови, и я забежала в первое попавшееся мне здание. – Салли неожиданно замолкла.
– И что потом? – неугомонно вопрошал Юнкер.
– Внутри красивого холла, на красном ковре лежало тело консьержа, усы словно выдернуты с его лица, и кровь, стекающая с носа, застыла над верхней губой. Его лысая голова вся исцарапана, а из разрезанного на две части живота вываливались внутренности.
Верхняя губа Салли приподнялась, нос сморщился от отвращения всего увиденного, брови слегка припущенные замерли в одном положении. Кровь в ее жилах застыла, а из напряженных глаз доносились нотки отчаяния.
– Мы все умрем … только не ври, ведь мы все умрем?! Так ведь? – закричала Салли.
Юнкер, глубоко втянувшись табачным дымом, немножечко успокоил свои напряженные от страха руки. Припав головой к спинке дивана, он посмотрел на вертящийся на потолке вентилятор. Внезапно, некое тревожное ощущение охватило его сознанием, и гневно оглянув девочку, он возбужденно спросил.
– Почему ко мне? Зачем ты пришла ко мне?!!
– Не знаю, не знаю … – всхлипывая отвечала Салли.
– Врешь, с чего бы ты решила подняться именно на тридцать шестой этаж!?
Девочка молчала. Тогда Юнкер, подойдя к ней вплотную, схватил Салли за волосы и влепил ей пощечину.
– Почему я?
– Когда я зашла в лифт, какой-то мужчина нажал на тридцать шестой этаж, и …
– Так ты с ним за одно, тварь! – заорал Юнкер.
Салли, прикрыв лицо ладонями начала реветь.
– Нет, это не тот мужчина. Это был другой, такой же лысый, как и консьерж. Он сказал, что поможет мне, но едва … только я отвела от него взглядом, как он куда-то запропастился. Честно!
На этот раз в глазах Юнкера мерещилось таинственное удивление, отойдя в сторону балкона, Юнкер уперся лицом об дверное стекло.
– Тот мужчина … он был одет в серый костюм с черными туфлями и белую рубашку?
– Да, и еще …
– На его щеке торчал пластырь, так?
– Ты его знаешь? – спросила Салли.
– От него пахло спиртным?
– Да, жутко несло алкоголем.
– Он не напевал тебе какую-то песню на непонятном языке? – громко заговорил Юнкер.
– Cichanoc, świętanoc, pokójniesieludziomwszem… что-то в этом роде.
– Да что же тут твориться! – отчаянно проговорил Юнкер.
– Ты его знаешь? – повторила Салли.
– Этот мужчина, он умер три месяца назад. Свалился со своего балкона. Я знал его, потому что мы жили с ним по соседству, и порой ко мне в квартиру доносились звуки его странных песен. Помнишь стрельбу в Тринити парке, учиненную каким-то психопатом?
– Конечно помню, двенадцать человек погибло.
– Да, по телевизору тогда передали что это была какая-то бандитская разборка. Один из подозреваемых и был тот самый мужчина. Мистер Рачинский.
Юнкер приоткрыл балконную дверь и вышел наружу. Схватившись за поручни, он во весь голос стал молить о помощи. Салли, заметив, что Юнкер оставил ножик на кофейном столике, бесшумно подползла к столу и взяла его в свои руки. Удостоверившись что, Юнкер все также не обращал на него внимание, она, тихонечко привстав на ноги, сделала вид что плачет, и потирая руками фальшивые слезы побрела к балкону. Приобняв Юнкера за грудь, Салли вполголоса попросила у него прощение, и в ту же секунду попыталась вонзить лезвие ему в спину.