— Терпите, сейчас пройдет, — ответил знахарь на стоны Галахада. — И нет, не всегда интересуюсь жизнью других людей. Вы и сами должны признать, каков передо мной индивид. Истории, что я слышал о вас, превосходят даже самые смелые представления о выносливости и силе человеческого тела.
Галахад вздохнул от облегчения. И вправду, жжение прекратилось.
— Я был молод и талантлив. Полон сил.
Знахарь взял простыню, лежащую в углу кровати, и дергаными движениями стал протирать спину рыцаря.
— Молодые и полные сил не способны убивать драконов в одиночку. Какими талантливыми они не были.
— С драконом. Одним, и не таким уж большим.
Закончив, знахарь сложил простыню и положил обратно у кровати.
— Вы единственный, кто может так сказать. Всего лишь один маленький дракон. Поднимайтесь, должно стать легче.
— А вы сами-то, — Галахад сел и потянулся за рубахой, — вам сколько? Семьдесят, восемьдесят? Видел я людей ваших возрастов, обычно им мажут спины, и с кровати они не встают.
Знахарь улыбнулся, закрыл пустой флакон пробкой и положил в карман. Подняв голову обратно к рыцарю, ответил:
— У меня были очень здоровые потомки, как у вас могучие. Никогда не задумывались о ваших предках? И я имею в виду не ваших дедушек и бабушек, а очень дальних потомков, тех, что жили во времена истребления драконов.
— Я слышал истории о шести великих войнах с шестью великими мечами, что очищали земли от драконов. Но мой меч не светится, не прожигает драконью чешую.
#
Неподалеку от особняка мэра, в глубинке города, между кирпичных домов, во дворе собралась группа ребятишек лет десяти-двенадцати. Девочки и мальчики играли и смеялись.
Девочки хихикали и посматривали на мальчиков. А мальчики краснели, но не все — только самые застенчивые. Они прыгали по расчерченным палкой квадратам на земле, бросали мяч друг-другу в руки, говоря разные гадости и опять смеялись. Сытые, счастливые, беззаботные дети. А самое важное — они все любимые. По крайней мере, так казалось Марии, что сидела на пыльном тротуаре в пятнадцати метрах от них. Она так увлеклась этими детьми, что не заметила руку, тянущуюся к её плечу.
— Ой, я тебя напугала, — Клара всё-таки дотронулась до плеча Марии, и та дёрнулась, соскользнув с бордюра.
— Что ты здесь делаешь? — спросила девочка, поднимаясь и отряхивая штаны.
— Я не могла найти тебя в доме и решила пройтись по улице.
— Я в порядке. Хотела прогуляться по городу, подышать воздухом.
— Ты выглядишь так, будто не спала вовсе, вся бледная…
Мария села обратно на бордюр, чтобы наблюдать за игрой детей, оставив Клару у себя за спиной.
— Как я уже и сказала, я в порядке, — повторила она.
— Опять кошмары? — уточнила Клара, садясь рядом.
«Так меня и запомнят», подумала Мария, «как девочку с кошмарами».
— Посмотри на них, — Мария кивнула в сторону ребят, играющих в салочки, — никаких забот. Они счастливы, у них есть друзья-ровесники, есть семья.
— И ты определила это по их улыбкам?
— И по глазам, — ответила Мария после небольшой паузы. Затем она продолжила с тяжестью в голосе: — Я никогда не думала, что во мне это есть.
— О чём ты?
— О зависти. Я смотрю на них, и у меня болит сердце. Я их ненавижу. Ненавижу, как легка у них жизнь. Попробуйте прожить без родителей и друзей, как я. Не каждый сможет. Попытайтесь улыбаться, когда некому. Попытайтесь смеяться, когда не над чем, — Мария сжала кулаки так сильно, что ногти впились в кожу. Она не хотела останавливаться.
— Хватит, — Клара взяла руку Марии и попыталась разжать её кулак. — Этим ты себе не поможешь.
Мария громко выдохнула, разжала кулаки, но боль никуда не ушла.
— Да, — продолжила Клара, — у кого-то жизнь легче. Кто-то получает больше, чем заслуживает.
— Почему? Почему жизнь так несправедлива? Почему я это вижу, а они нет? Ты-то должна знать, твои родители умерли, твой брат тебя бросил. У тебя было столько времени об этом подумать. У меня столько времени нет. Прошу, скажи мне! Почему жизнь так несправедлива?
— Мой брат меня не бросил, — ответила Клара, ошарашенная словами Марии.
Мария долго всматривалась в Клару, пытаясь найти ответы на её лице, но никак не могла их увидеть. Она смотрела не на человека, прошедшего через тиски боли, а на кого-то, кто всё ещё пытается от них убежать.
Мария опустила плечи. Не стоило ей сюда приходить и смотреть на детей. Лучше ей в лесу с Галахадом, где никого нет и некому завидовать.
— Прости, — медленно сказала Мария, высвобождая свою руку из руки Клары, — зря я это всё сказала. Я просто…я боюсь, — она сглотнула. — Я боюсь смерти. Я не дура, я знаю, что мы умрём в Воларисе. Галахад всегда прав в таких вещах. Он сказал — это самоубийство. И я не хочу умирать.