В костре, что так сильно пытался их согреть, используя такое малое количеством дерева, Мария хотела увидеть своё будущее. Будущее, не омрачённое кошмарами и вечными сомнениями о том, достойна ли она любви.
— Ты успел пожить. Расскажи, как устроен мир.
Галахад взял горсть веток, обхватил их за концы и сломал надвое. Бросил получившиеся дрова в костёр.
— Ты рождаешься. Надеешься на детство. Чтобы оно было как можно более полноценным…
— Уже проиграла.
— Не перебивай, — рыцарь ответил резко, грубовато. Он не хотел, чтобы Мария потратила и секунду на самобичевание, — но каким бы полноценным твоё детство не было, у нас у всех есть демоны. Слабости, скрытые в тех самых желаниях, о которых ты толкуешь. Они заставляют нас делать глупости, любить не тех людей, — Галахад посмотрел на Марию. Было очевидно, что та потеряла нить его слов. — Я это к чему: дров ты наломаешь. Как и я, как и все остальные. Дело не в том, какую травму ты получила, а в том, как ты с ней справишься.
Галахад затих. Он увидел, как Марии полегчало, и дал ей время насладиться успокоением.
— Этим мы и занимаемся? — тихо спросила она, затем продолжила громче, — идем в Воларис, чтобы справиться с моими травмами? Чтобы спасти меня?
— По крайней мере мы не сдались. Я знавал людей, которые умрут, прежде чем пальцем пошевелят. А посмотри на нас. Даже если мы сомневаемся, то виду не подаём.
— Ты сомневаешься? — в её глазах отражались огоньки пламени и страха, ещё больше: надежда, что рыцарь ответит «нет».
— Был бы глупцом иначе.
— Но ты же великий рыцарь. Один такой на свете. Скольких чудищ ты покарал. В скольких войнах участвовал. Неужели и тогда ты сомневался?
— Это было так давно. Кажется, будто и не со мной происходило вовсе.
— С восемью всадниками ты справился быстро.
Что он мог ей сказать? Население Волариса насчитывало сорок тысяч человек. Это самый большой город за всю историю королевств. Из этих сорока тысяч — пятнадцать тысяч молодых, мускулистых солдат в самом рассвет сил. Они не проиграли ни одной войны. Их генералы — гении военного дела, а их оружие и доспехи — работа наивысшей сложности подвластная только самым искусным кузнецам. И всё это превратилось в пыль. Ходят легенды, что это произошло за одну ночь. Катастрофа такого масштаба от неизвестных магических сил. Страшный сон любого короля. И старый рыцарь идёт в самый его эпицентр с тринадцатилетней девочкой.
— Хоть я и справился с восемью солдатами, — Галахад сделал глубокий вдох и на выдохе произнёс, — а человеку-лягухи в канализации я проиграл…
Девочка помрачнела.
— Мария, послушай, мы будем использовать наши страхи и наши сомнения, чтобы сосредоточиться в самые тяжёлые моменты. Мы отдадимся своим возможностям и талантам. А там…будь что будет. Я не хочу врать тебе, да и ты сама уже всё поняла. Шансы наши невелики. Хоть ты с десяток рыцарей таких, как я, завербуй.
— Да, — выдохнула Мария. — Это я поняла, но хотела услышать от тебя.
Мария протянула руки к своей порции вяленого мяса. Еще мгновенье, и маленький кусочек пропитался слюной на языке, медленно тая.
— Но король же, — продолжила она, — он нас ждет. Неужели он не поможет нам пройти к нему?
Галахад лёг на своё одеяло и положил под голову подушку, набитую сеном.
— Ты видела его во сне. Он сказал тебе это во сне. Мы не можем полагаться на то, что тобою увиденное — чистая правда. Человеческий разум обмануть легче всего.
— Ой, — Мария подскочила, — Мы Маркиза не покормили.
Галахад приподнялся с намерением пойти к лошади.
— Стой, я сама, — протянула руку девочка.
Она подошла к коню, привязанному к дереву, и стала рыться в сумке, которая была привязана к седлу. Попутно поглаживая животное второй рукой. Наконец, горстка пшеницы оказалась в руке Марии. Она подошла к голове Маркиза и подставила ему зерно. Он ел очень аккуратно для коня, от того девочка полностью ему доверяла.
— Но Хельмут использовал магию, — продолжила Мария, отвечаю Галахаду, — неужели мы и ей не можем доверять?
Рыцарь перевернулся на бок в сторону девочки, кормящей коня, и горько улыбнулся.
— Ей нельзя доверять в первую очередь.
— Почему? Как ей нельзя доверять? В случае с Хельмутом и подобными магами, она же часть их тела, души.
Маркиз поднял глаза на девочку, и та содрогнулась. Ей показалось, что он отозвался на слово «душа».
— Именно поэтому ей нельзя доверять.
— Может быть, ты и прав, — Мария опустила пустую и мокрую от слюней руку, — это было так странно, в этом сне или видении, в который меня погрузил Хельмут. Я была…не только собой, но ещё и женщиной, — девочка повернулась к Галахаду, ощущая прилив сил после своих слов. Она будто предстала перед рыцарем в первый раз. — Я была высокой и такой храброй. В моей сердце не было ни страха, ни сомнений. Я будто родилась заново. — Мария нахмурилась. — Хельмут сказал, что женщина, которой я себя ощущаю — это королева Волариса Мария. Он считает, что мы с ней связаны. Я была королевой. Я чувствовала жар, исходящий от Якова. Это была страсть. Я никогда её не испытывала, но там, в том сне, я точно знала, что это такое. Я отвечала ему взаимностью. Я любила его, — девочка развела руками. — Что это за сообщение такое? Это не призыв о помощи. Иногда…я смотрю в своё отражение на воде и не понимаю, кто передо мной. Хельмут и его магия говорят о попытки королевы или короля, или ещё кого-то, призвать меня на помощь, но тут должно быть что-то ещё. Неужели они рассчитывает на мою помощь? Тринадцатилетней девочки? И почему королева никогда не приходит в моих кошмарах? Почему всегда король? Я должны быть связаны с ним, а не с нею. Мне кажется, я начинаю её ненавидеть за это, — закончила Мария уже негромко.