— И что вы мне говорите? Что мой шестилетний сын пробрался в эту охраняемую комнату, обойдя каким-то образом замок, украл книгу и этого никто не заметил? Я думаю, мне стоит поговорить с моим мужем о вашей безалаберности.
Марию поразилась тому, с какой легкостью она смогла пригрозить королём. Она всегда боролась за право постоять за себя без чьей-то помощи. Как женщина, как королева, а не жена короля. Именно так на неё сейчас и смотрел Вильгельм — как на жену короля. Как на дуру, оказавшуюся в нужном месте, в нужное время, там, в поле, кружа в чудесном платье.
Она думала о том дне, когда впервые встретила Якова. Если бы он знал, какой сын у них родился, остановил бы карету? Полюбил бы он её? Обещал бы, говорил бы те слова, что шептал, заставляя чувствовать безопасность, заботу и любовь? Она не могла ответить на эти вопросы. А может, и не хотела.
— Это ваш сын, я понимаю. Вы его любите, должны любить. Но вы также должны видеть его необычные способности. Я думаю, он способен на большее, чем украсть книжку из охраняемой комнаты.
Мария волевым усилием вытащила себя из раздумий. Она воспроизвела в голове то, что сейчас сказал Вильгельм, чтобы не переспрашивать смысл его слов.
— Да, вы правы, я вижу в нём многое. И иногда, одно перевешивает другое. И я не говорю про рог, — быстро прояснила она, — я про его повадки, его слова. Я не чувствую его, как своего. Как это может быть? Будто не я его родила, а просто привела в этот мир.
Вильгельм положил руку на чёрную книгу. Смотрел на неё и поглаживал. Он решал, что ему дозволено говорить, а что нет.
— Вы не одна. Помните это. Он наследник короля, он необычный. Мы следим за ним, — сказав последние слова, он поднял голову и встретился взглядом с Марией. Она поняла этот взгляд. Видела его у других. Но не с таким страхом и одновременно сожалением в глазах. Этот взгляд означал: «Я не могу вам сказать ничего больше, приказ короля».
Мария придвинула стул, положила руки на стол и опустила голову.
— Я никогда не читала про королей с рогами. Не слышала и про королей, с интересом к магии мёртвых. Я знаю — Леонард не станет королём. Его запрут в башне, далеко отсюда или ещё хуже. А ближайшие родственники Якова будут сражаться за престол.
— Времена меняются, что было тогда — одно, сейчас — другое.
Мария подняла голову на Вильгельма. На её лице — вызов, усмешка.
— Вы сами не верите в то, что говорите. Вы знаете историю лучше меня. Можете найти общее. История всегда повторяется. Всё меняется, но Власть — нет. Власть и глупость народа. Рука об руку, всегда те же, идут вперёд, в будущее.
— Я надеюсь в вашем сыне присутствует хоть щепотка вашей мудрости.
Мария встала.
— Скажите мне, вы готовы к моему сыну? Я боюсь…меня предупредили, я не буду говорить кто и как, иначе вы сочтёте меня совсем сумасшедшей, но мне было сказано не рожать дитя. А если рожу — убить его. Это сказано было мне у двух камней на холме. Иначе Воларис падёт. Я попыталась забыть тот день, как страшный сон. Но теперь и не знаю, что думать. Рог становиться всё больше…и эта книга на мертвом языке про мёртвую магию. Вильгельм, скажите мне, если что-то пойдёт не так, сможете ли вы остановить Леонарда?
— Как только ваш сын родился, и мы узнали о его особенности, с тех пор, каждый мой день посвящён ему. Оставшуюся жизнь я проведу здесь, готовясь ко дню, о котором буду молиться по ночам, чтобы он не настал.
Глава двадцать четвертая
— Каков он, Воларис?
— Что ты имеешь в виду?
Мария вместе с Галахадом поднимались к холму.
— Я к тому, — отвечала Мария, — что это наш последний шанс погадать. Попытаться представить, что из себя представляет Воларис. Совсем скоро мы будем знать ответ.
— Тогда ты первая мне скажи. Каков он, Воларис?
— Честно говоря, я представляю что-то ужасное. Ужасно-умирающее. Тёмное при тёмное, ещё темнее, чем здесь, на границе.
— Тогда как же мы его разглядим, всё его величие? — подыграл рыцарь.
— Не знаю, — Мария пожала плечами, — а ты что думаешь? Каков он, Воларис?
Галахаду было сорок пять лет. В отличие от Марии, у него было достаточно времени, чтобы представить себе королевство Воларис. Столько времени, что можно было стирать одно представление за другим. Одно за другим.
— Я много мест повидал в своей жизни. И так получалось, что представления о тех местах, до моего визита, у меня складывались худо, скудно что ли. С Воларисом, наверно, будет так же. Когда я представляю его, то думаю о времени прошедшем. О застрявших людях. Они вдали от своих семей. Никогда не увидят, как подрастают дети. Они всегда будут теми молодыми идиотами, что решили стать героями. О них я вспоминаю в первую очередь, представляя Воларис.