— Пойдем уже, — сказала Мария, — выбора у нас нет.
Они прошли через ворота. Повернулись к скитальцам, которые держали цепи. Те, со спокойными лицами, словно по команде, расслабили руки. Ворота тут же закрылись с грохотом на всю округу. По улицам Волариса пронеслось эхо, возвестившее о прибытии великого рыцаря и маленькой девочки.
Из-за недостатка дневного света, улочки города казались узкими, а чёрные дома — разбухшими. Окна были выбиты, двери распахнуты настежь. Там, где не было кирпичной кладки, в земле отпечатались следы от колёс повозок. Сами повозки встречались неподалёку от следов. Многие из них были перевёрнуты на бок — их бросили в спешке. В домах на полу были разбросана вещи: платья, фартуки, шапки, обувь, детские игрушки. Всё побросали в один миг. Проходя мимо, Галахад замечал, как люди, покидая свои дома, сталкивались со столами, сдвигая их набок, опрокидывали стулья на пол. Мария же видела лишь бессмысленный хаос. Она не могла разглядеть отдельные кусочки истории.
— Так начинается большинство войн, — сказал Галахад Марии. Он поднял с земли почерневшего плюшевого медведя с одним глазком-пуговицей. — Люди бросают дома, вещи, к которым привязаны. Люди бросают друзей. Кто-то семью. Об этом никогда не говорят. О том, как мать может бросить своих детей. Ни в одной литературе я этого не видел. Будто не бывает плохих матерей.
— Моя мать меня бы бросила, — сказала Мария, будто пытаясь его утешить. — Она сделала бы вид, что пытается и меня с собой взять, но при первой же опасности, бросила бы меня. Но я понимаю. Кому пойдёт на пользу история о ненавидящей матери?
Положив на место плюшевого медведя, они пошли дальше по улице. Их окружила дома разной этажности, но все были походи друг на друга: чёрные, невзрачные, довольно простые кубики. Тропы из каменного кирпича перестали встречаться совсем. Они шли по засохшей земле, словно в лабиринте, не отличая одного переулка от другого. Бесконечные унылые дома.
— Ни черепов, ни других останков, — заметил Галахад, — куда ж все подевались?
— Странно, мне кажется так ещё хуже. Как будто город и не жил никогда. Без людей это же просто доски сколоченные. Я не люблю черепа, но чтобы совсем ничего? Ненастоящий город…
Они вышли на площадь и там тоже ничего не было. Высохшая земля. Совершенно пустой большой пятак. Здесь не было никаких следов. Даже забытых вещей. Дома вокруг площади, хоть и большие, многоэтажные, ничем не отличались от небольших, тех же пустых, как и пройденных ранее. Невыразительные балкончики, горшки с землей, распахнутые двери — сплошная разочаровывающая пустота.
— Это больше не город, — начал Галахад, — ты это чувствуешь? Словно мы попали в спектакль. А всё вокруг — лишь декорации. Никто не должен видеть Воларис таким. Ни один город не достоин такого унижения. Поэтому он скрыт от простого глаза? Поэтому никто не должен возвращаться, увидев это? Одно из величайших королевств в истории…превратилось в…
Галахад вспомнил любовника Клаудии. Как набросился на него посреди площади, на потеху толпе. Вспомнил, как то напуганное лицо медленно покрывалось кровью и синевой. Как из глаз пропадала жизнь. Что люди подумали в тот момент о сэре Галахаде, о великом рыцаре с подвигами, которых хватило бы на много лет вперёд?
— Превратилось в пустышку? — сказала Мария. — ты это хотел сказать?
— Что? — спросил растерянный рыцарь.
— Ты про Воларис говорил. Что он превратился в пустышку.
Галахад сделал несколько шагов вперед и оказался в самом центре площади. Он обратился к Марии.
— На такой же площади я убил недавно человека, — он указал пальцем на землю. — Я не знаю, любил ли он мою жену, не знаю была ли любовь Клаудии искренней. Я увидел его в толпе. Мне было страшно за себя. Как обо мне подумают, если я ничего не сделаю? Я выхватил его из толпы, повалил на землю и стал бить. Вот этими руками! И самое смешное…Знаешь, как я себя оправдываю за то, что разрушил их судьбы?
— Скажи мне.
— Я же великий рыцарь. Великим рыцарям не изменяют. Их жён одурманивают злодеи. И великие рыцари не убивают, а вершат правосудие. И не важно как. Я забил его голыми руками на глазах у женщин и детей. Я великий рыцарь — мне можно.
Он остановился. Сделал несколько глубоких вдохов. Лицо любовника жены опять всплыло перед ним. Как оно медленно покрывалось кровью. Кровью и безумным страхом перед встречей со смертью.
— И я думал, что мне надо оставаться великим рыцарем. Даже без подвигов последние пятнадцать лет, я всё ещё им оставался. Я думал, если не отомщу на глазах у людей, то всё потеряю. Окажусь пустышкой. Но теперь я вижу правду. Я был великим рыцарем, пока не напал на него. Даже с неверной женой, пока не убивал невиновных, я был рыцарем. А теперь я пустышка. Меня не должны определять по предательству людей, которых я любил. Меня должны определять по собственным поступкам. Сколько бы жён мне ни изменило, сколько бы гадостей ни говорили за спиной, — Галахад посмотрел на свои руки, — я могу лишь контролировать свои руки, когда достать меч, когда сказать слово, — он горько улыбнулся, — и уж точно не могу контролировать любовь.