— Ну, как ты, малыш?
— Где мы?
— У Али-Бабы. Возьми оружие.
Мимо прохромал Виллафранка.
— Это римская шахта. Я тут где-то лампу оставил, — сказал он.
Сидней вглядывался в лицо Кобба над огоньком сигары.
— Как ваш живот?
Кобб затянулся, небритая верхняя губа блестела от пота.
— Погано, как шлюха из Нью-Джерси.
— Где Кройц?
— Я здесь. Хочешь со мной поговорить?
Сидней покачал головой.
— Лампа только одна, — цыган ее потряс, — и только наполовину залитая.
— Кончай тянуть пса за хвост и показывай клад, — проворчал Кобб, поднося зажигалку к фитилю, отбросившему оранжевый свет на неровные каменные стены. Грузовик уткнулся задом в низкий узкий туннель, на стенах которого еще были видны похожие на ракушки следы от изготовленных вручную инструментов, а хрупкий потолок покрывали глубокие трещины. Вырубленный человеком проход тянулся футов на тридцать, выходя в широкую камеру, засыпанную камнями.
— Дерьмом пахнет, — заметил Кобб.
— Возможно, от нас, — предположил Кройц. — Из канализации.
— Или от них, — возразил Кобб. Два трупа лежали, обнявшись, как любовники, возле трещины в стенке, как будто пытались выбраться наружу. — Твоя работа, Виллафранка?
Цыган перекрестился, когда свет лампы упал на черные пальцы, вцепившиеся скрюченными когтями в запачканный экскрементами пол.
— Господь дарует им вечный покой. Они не заслуживали доверия.
— В отличие от тебя, конечно.
Виллафранка поставил лампу на землю в десяти ярдах от заднего борта грузовика, приподнял край брезента. Даже вблизи лежавшая в тени груда казалась просто очередной кучей камней. Кобб вытянул руку с пистолетом 45-го калибра.
— О'кей, Виллафранка. Больше ты нам не нужен. Твое время вышло. Отойди в сторонку.
Испанец со вздохом опустил брезентовое полотнище, шагнул в сторону, как возмущенный ребенок.
— Снимай брезент, малыш.
Сидней наклонился, поднял угол, замаслившийся и засохший от грязи, почуял запах сухого кедра, костяшки пальцев скользнули по гладко выструганному дереву. Свет упал на штабель узких деревянных ящиков. В этот момент он ждал, что Кройц потребует объяснения происходящего, но немец молчал и почти не дышал. Сидней потянул из кучи один ящик за веревочную ручку, почувствовал при этом пронзительную боль в спине и оглянулся на Кобба.
— Открыть?
Кобб посмотрел на Кройца, сверкнув пистолетом в руке.
— По-моему, вы стараетесь догадаться, зачем я сегодня привез вас сюда, господин Кройц.
Немец взглянул на два трупа, на Кобба, облизал губы и улыбнулся.
— Догадываться не мое дело, майор. Я просто исполняю приказы ради победы рабочей революции.
— Знаешь, что в этих ящиках?
Кройц взглянул ему прямо в глаза:
— Нет, не знаю.
Кобб кивнул Сиднею:
— Вскрывай, малыш.
Сидней взломал штыком деревянную крышку, поднял лампу, осветил содержимое. Ящик был набит монетами, россыпь золота сверкала, светилась, как лава, источая в сумерки лихорадочный жар.
Радость Кобба омрачил приступ боли, он привалился к стене, задохнувшись, словно от порыва ветра. Кройц тоже задохнулся, но не от боли, а Ангел Виллафранка лишь грустно улыбнулся при виде награды, которая никогда не принесет ему счастья.
— Что мы с ним будем делать? — равнодушно спросил Кройц.
— Что? Отвезем Орлову, конечно, вместе с этим кретином! — воскликнул Кобб, оторвав от живота руку, чтобы раскурить потухшую сигару. — Если у вас нет других предложений, господин Кройц.
— Если нас за ним посылали…
— Именно. Посмотри, нельзя ли подогнать машину поближе. Тут сотня ящиков, и, похоже, грузить придется вам с цыганом.
Сидней дождался, пока Кройц протиснется между кузовом и стеной туннеля, и тогда сказал:
— Он что-то затеял.
Кобб нахмурился:
— Не осложняй дело, малыш. Сейчас ты для меня почти бесполезен, а он необходим.
— Он вас спрашивал, почему мы свернули с шоссе? Спрашивал, почему Виллафранка указывает дорогу? Вот что я вам скажу: ему было известно о золоте. Он что-то задумал, и нам будет плохо.
Кобб скорчил гримасу:
— Если я захочу, чтобы мне предсказали судьбу, то обращусь к цыгану. Держи свои догадки при себе, малыш, не мути воду. Если бы он захотел сделать шаг, сделал бы на повороте, когда мы с тобой оба свалились.
— Нет, не сделал бы, — возразил Сидней. — Ему нужен был Виллафранка. Он тянул время.