Подойдя к Сиднею, он со сверкнувшим в светло-голубых глазах безумием пнул его в ногу, указывая на плохо натянутые гетры, наплывшие на ботинки.
— Нехорошо.
Сидней отложил винтовку, наклонился, поправил. Форма Терцио — Испанского иностранного легиона — была удобной и теплой, но всем носившим ее иностранцам, захваченным националистами, грозила более медленная и мучительная смерть, чем обычно.
Утренний мрак пронзил свист, и Сулов столкнул Сиднея с дороги.
— Смотри, — прошипел он, указывая на склон.
Сидней упал за поваленным деревом, откуда полностью простреливался участок за заграждением. Высокий рябой немец Кройц вышел на дорогу, поправляя форменную пилотку с легкомысленной кисточкой, и встал, подбоченившись, будто имел на то полное право. Через минуту у барьера остановился конвой из трех грузовиков, возглавляемый мотоциклистом, повинуясь взмаху флажка в руках громадного венгра-поэта по прозвищу Эль Гордо, который стоял у барьера с красной повязкой регулировщика дорожного движения на рукаве. Кройц что-то крикнул через плечо, и один из его соратников, дружелюбный марселец с шустрыми глазами по фамилии Сименон, подскочил с черной конторской книгой. Немец проигнорировал приветствие мотоциклиста и, перейдя к первому грузовику, обменялся с водителем воинскими формальностями. Несколько раз кивнул с притворной скукой и послал Сименона осмотреть другие машины. Вернувшись, Сименон передал книгу Кройцу, а тот водителю на подпись. Отошел, опять козырнул и махнул, пропуская конвой.
— Еще два, потом мы пойдем, — сказал Сулов. — Вот сюда. — Он ткнул толстым пальцем в карту. — Ты поведешь.
Через два дня они вернулись в Бенимамет. Кобб нашел Сиднея, когда тот чистил оружие на весеннем солнце. Он бросил в пыль окурок сигары и раздавил подошвой.
— Как тебе нравится служба в Терцио, мальчик?
Сидней пожал плечами:
— По-моему, в армейской форме лучше.
Кобб поднял бровь.
— Хочешь сказать, прикид тебе не по нраву?
Сидней оглядел вельветовые штаны и поношенные ботинки.
— Вряд ли можно назвать это формой, правда? — Он бросил вычищенный патрон в деревянный ящик и вытащил из другого горсть грязных.
— Что стряслось с венгром?
— Разве не слышали?
— Я много чего слышу, — раздраженно ответил Кобб. — А также командую частью, в сравнении с которой чикагская мафия сойдет за иезуитскую семинарию. Всякое бывает. Поэтому расскажи, что стало с венгром.
— Выпал из поезда, когда мочился.
Американец долго смотрел на него.
— Так я и слышал.
— Мы раздобыли то, что вам нужно?
Кобб сунул в ухо палец, повертел, осмотрел результаты.
— Конечно, раздобыли. В наших разведданных была большая дыра насчет вражеских сил в районе. Вы, ребята, ее залатали.
Дорога шла к югу, поднималась и опускалась, как тихое море, направляясь прямо к гористому горизонту. Ник махнул рукой на пейзаж — голую равнину без деревьев, усеянную тусклыми валунами, руинами заброшенных домов, покрытыми белой известкой.
— Похоже на пустыню.
— Так и есть, — кивнул Сидней. — El Desierto de Calanda.[49] Здесь почти никогда не бывает дождя. Небольшие остатки плодородной почвы, уцелевшие после многовекового выпаса овец, унес ветер, когда вырубили деревья. Земля мертва, больше на ней никто не живет.
— А в тридцать шестом как было?
Сидней взглянул на пустошь.