- Лерунчик, дорогая, ты обворожительна, - и заметив подошедшего Дениса, попытался одновременно поклониться и щелкнуть каблуками, но у него это плохо получилось.
С трудом приняв вертикальное положение, Саша понизил голос и доверительно прошептал:
- Здесь все свои! И такие люди...
- Посмотрим, - буркнул Денис и увлек меня в водоворот гостей.
Кроме нас за столом сидело еще три пары. Официант ловко откупорил шампанское, и мы подняли бокалы за здоровье молодых. После тоста руки, как по команде, потянулись к салатам, стоящим на трехуровневой подставке в центре стола. Так как раввин говорил долго, все проголодались.
Зазвучала музыка, и на сцену вышел диск-жокей. Высокий парень с черными как смоль волосами, поднес к губам микрофон и запел великолепным баритоном "Love me tender...". Он выглядел, как вылитый Элвис! Прическа, костюм в блестках, бархатные обертоны голоса вызывали мистическое чувство, будто "король рок-н-ролла" встал из могилы, чтобы почтить своим присутствием почтенную публику. Взмахом руки он пригласил на первый вальс молодых. Невеста в белом и воздушном скромно отвела головку в сторону: ей было не по себе от сотен глаз, устремленных на нее.
Постепенно к танцующей паре присоединились и другие. Мы с Денисом встали из-за стола, но музыка кончилась. Возвращаться к столу не хотелось, и мы стали фланировать между пальмами, составляющих основу Оленьего парка, поминутно натыкаясь на знакомых. Вежливо отвечая на приветствия, мы останавливались, чтобы перекинуться парой слов, и шли дальше, благо вечер был нежаркий, а легкий ветерок качал разноцветные гирлянды из лампочек, развешенные на пальмах.
Руби Вольф с женой переходили от столика к столику, принимая поздравления и конверты от тех, кто не нашел железный ящик. Его и в самом деле было трудно отыскать. Ящик стоял около невесты и был укутан ее длинным шлейфом.
- Руби, поздравляем от всей души! - сказала я, когда Вольф подошел к нашему столу. Познакомив Дениса с ним, я продолжила свои вполне искренние комплименты. - Вечер обворожителен!
- Да, - улыбнулся он, - посмотрите, какой оркестр! Самый лучший! Уж я-то знаю в этом толк.
И действительно, оркестр играл "Рапсодию в стиле блюз" Гершвина. Худощавый саксофонист в джинсовой выцветшей рубашке выводил рулады, закрыв глаза. Он был весь погружен в музыку. Когда он закончил соло, публика разразилась аплодисментами.
- Класс! - только и смог вымолвить Денис.
Я была в восхищении и очнулась только после того, как поддельный Элвис воскликнул:
- А теперь, дамы и господа, ламбада!
На площадку перед ансамблем повалили веселые пары, отчаянно крутя бедрами.
- Валерия! Какой сюрприз! - я обернулась и увидела Лину, свою знакомую из Тель-Авива, шатенку в брючном костюме цвета морской волны.
То есть сейчас она была не шатенкой. Ее короткие волосы сияли огненно-красным цветом, а прореженная челка контрастировала платиновым оттенком.
Мы расцеловались, едва касаясь воздуха около щеки друг дружки.
- Шикарная свадьба, не правда ли! - немного в нос произнесла богемная Лина. Мимо нас стайка официантов в черных фраках проносила подносы с горячим. Она проводила их глазами и, не меняя интонации, спросила: "Я слышала, ты влезла в политику?"
Сама того не желая, я принужденно рассмеялась:
- Ты, как всегда, знаешь все!
- Работа такая, - усмехнулась она.
Лина Коган работала в популярной русскоязычной газете и на радио. Блистая великолепным ивритом, она брала интервью у членов Кнессета и заезжих гастролеров, деятелей искусства и щедрых филантропов. Интервью получались небанальными, в них проявлялась человеческая сущность говорившего, и к Лине всегда стояла небольшая очередь желающих быть проинтервьюированными. У ней было две особенности. Первая: она курила только длинные тонкие пахитоски, которые не импортировались в Израиль и поэтому ей все привозили их из-за границы. Это было что-то вроде борзых щенков. И во-вторых, если Лина не говорила за деньги, то есть не брала интервью, она пересыпала свою речь нежным матерком, не стесняясь называть вещи своими именами. Окружающих, не знакомых с ней, эта манера слегка шокировала, а ее друзья воспринимали пикантные пассажи, как нечто само собой разумеющееся.
Мы познакомились в Ашкелоне, когда Лина приехала интервьюировать Куклачева с кошками, купившего виллу в нашем городе на берегу Средиземного моря. Артист предложил переименовать Ашкелон в Кошкелон и организовать здесь стационарный кошачий цирк. Я в это время заехала к нему с бумагами, и Куклачев, большой любитель окружать себя не только кошками, но и красивыми женщинами, предложил остаться и посидеть с ним и с Линой. Я бы и забыла об этой встрече, но спустя несколько месяцев мы снова встретились с ней на презентации вышедшей в Израиле книги Михаила Веллера, автора "Легенд Невского проспекта", и там Лина встретила меня как старую знакомую - она никогда не забывала имен и фамилий, это была профессиональная черта.
- Значит, Вольфы с Тишлерами все-таки породнились! - торжествующе сказала она.
- А что? Были какие-то препятствия? Монтекки и Капулетти?
- Ты что, не знаешь? - Лина удивленно посмотрела на меня.
- Нет... Просвети, - ответила я.
- Эх ты, а еще политиканша. Тишлер - подрядчик. Гостиницу "Экселенц" он построил. Отхватил хороший куш, но чуть не разорился на росте доллара - ведь все стройматериалы из заграницы везли.
- Ну и что они с Вольфом не поделили?
- Подряд на марину!
- Какую Марину? Они же оба женаты...
- Ох, Валерия, не выводи меня! Марина - это причал для яхт с шикарным яхт-клубом и гостиницей. Тишлер думал, что на правах родственника он захапает себе жирный кусок, а Вольф устроил открытый конкурс. Правда, мне кажется, - тут Лина внезапно понизила голос, - что Беньямин будет первым среди равных.
Мимо нас прошли Вольф с высоким мужчиной в черном костюме. Лина внимательно посмотрела им вслед и щелчком сбросила пепел с пахитоски. У Руби покраснело лицо, и он цепко держал своего спутника
- А это кто? - спросила я, когда пара удалилась.
- Не знаю, - пожала она плечами. - Но он не израильтянин. У нас только раввин и официанты в черном. Глянь...
Я посмотрела в ту сторону, куда показала Лина. Седовласый плотный раввин с окладистой бородой, в черном лапсердаке, сновал между столиками и раздавал свои визитки. Что ж, как говаривали классики, без рекламы нет прогресса.
Денис стоял около бара в компании нескольких знакомых, держал в руках рюмку и неспешно беседовал с тощим вихрастым мужчиной. Тот был одет в потертые джинсы и футболку, будто пришел не на свадьбу, а на пикник. Вихрастый размахивал руками и что-то доказывал Денису. Мой друг слушал его с вежливой улыбкой на губах. У меня не было ни малейшего желания подходить к ним и вмешиваться в споры о футболе или политике, поэтому мы с Линой прогуливались по парку и перемывали косточки встреченным знакомым. Не сомневаюсь, что те за нашей спиной занимались тем же самым.
Лина перекинулась несколькими словами с платиновой блондинкой, увешанной жемчугом, и, отойдя несколько шагов, прошептала мне:
- Это любовница Вольфа. Бывшая.
Невольно обернувшись, я заметила, что приветливое выражение, с которым она поздоровалась с Линой, сошло с ее лица и она непрерывно смотрела в одну точку. Я тоже туда посмотрела. Вольф сидел за главным столом и громко хохотал. Видно было, что он хорошо поднабрался.
- Почему он ее оставил? - спросила я. - Вроде такая интересная женщина...
- Реноме надо поддерживать, - ответила мне Лина. - Когда Руби стал кандидатом, то не хотел, чтобы его репутация была подмоченной. Хотя мы не в Америке, а Руби - не Клинтон. У нас на эти дела смотрят проще.
- Согласна, - я кивнула и вспомнила, что когда на том же самом застукали нашего бывшего премьера, Биби Нетаниягу, то он выступил по телевидению и сказал, что он повинился перед женой и она его простила. Вот и все. Все-таки хорошо, что мы - не Америка.