Саймон уговорил его успокоиться и начать все с начала.
— Давай, рассказывай все по порядку. Тогда мы сможем разобраться, что важно, а что нет.
Нельзя сказать, чтобы Джон остался доволен проведенным днем. Половина домовладельцев посылала его куда подальше, и хотя некоторые были более вежливы, нашлись и такие, которые напоминали ему о законе против «бродяг и наглых нищих». Те, кто снисходил до согласия взять его на работу, могли предложить ему только самые неприятные дела, в результате чего он вынужден был перетаскивать груды мусора в конец улицы для хозяина, которого оштрафовали за то, что он скапливает всю эту грязь у своего дома. Еще ему поручили зашить вонючие сапоги (длительная процедура, за которую почти ничего не заплатили) и вымести конюшню. И при этом ему не удалось узнать ничего интересного.
Он спрашивал, кто живет в большом доме через дорогу, и удостаивался подозрительного взгляда и вопроса: «А зачем тебе знать?» Создавалось впечатление, что его подозревали в сборе информации для кражи со взломом. К концу дня он пришел к выводу, что только зря потратил время. То есть он думал так до того, как постучался в дверь Энид Фицуоррен.
Она была довольно несимпатичной женщиной неопределенного возраста с квадратной челюстью и постоянно раздраженным выражением лица. В отличие от других домашних хозяек, она была аккуратно одета, как будто собралась на официальный прием: в наглаженное темное платье с белым широким воротником без единого пятнышка, демонстрирующие, что она придерживается пуританских традиций, а сам ее дом выглядел настолько прибранным, что, казалось, в нем никто не живет. Энид сказала Джону, что только что получила полтележки дров и он может аккуратно уложить их во дворе позади дома, если хочет заработать.
Все время, пока он работал, она стояла над ним и выливала на него потоки жалоб на своих соседей. Джон нашел как раз такую женщину, которую описывал Саймон, потому что Энид, судя по всему, проводила целые дни за подслушиванием и подглядыванием. Казалось, весь мир настроен против нее. Соседи шумные и невоспитанные, дети неуправляемые. Мужчины бездельники, гоняющиеся за каждой юбкой и напивающиеся в тавернах, а женщины ждут не дождутся, когда их мужья отправятся на работу, чтобы впустить любовника через черный ход. Одна она почтенная, порядочная и благонравная соседка и законопослушная гражданка, знающая свои обязанности. Поэтому он удивится, если узнает, что люди о ней говорят, в чем Джон сильно усомнился и даже что-то пробормотал себе под нос. Ее собственный муж был, по-видимому, образцом добропорядочности и старательно занимался переплетением книг — с раннего утра до самой поздней ночи.
Когда ему наконец удалось вставить слово (Энид не предложила ему даже стакана воды), он поинтересовался, кто живет напротив через улицу. На ее лице появилась двусмысленная улыбка. Это дом сэра Уолфорда Барнеса, крупного купца. Он очень богат и влиятелен, но не задирает носа и всегда здоровается с Энид и ее мужем, когда встречает их на улице, не то что другие. Но выражение лица ее изменилось, когда она перешла к другим жильцам этого дома. Дочь ведет себя скорее как потаскушка с площади Святого Павла, а не как дочь почтенного господина. Она могла бы рассказать ему многое о том, что она творит, будьте уверены. Ее голос опустился до шепота.
— Говорят, она опозорила себя, связавшись с одним актеришкой из театра «Занавес», когда ей было всего шестнадцать лет.
Теперь молодая дама замужем (давно пора), но муж ее — пирог ни с чем, хоть и сын лорда, появляется в любое время ночью и барабанит в ворота, чтобы разбудить привратника, не давая спать всем богобоязненным людям в округе.
И вообще, в последние дни люди постоянно ходят туда-обратно в этом доме, причем в любое время суток. Такое впечатление, что живешь в центре рынка. Вот, например, прошлая неделя. Однажды утром там была большая суета, сэр Уолфорд отбыл в карете, и она слышала, что он собирался остаться ночевать у приятеля-купца. Вскоре за ним поспешно отправился его зять в сопровождении грума.
Но этим дело не ограничилось. Часа два спустя сама госпожа проскакала на своей лошади вместе с этим прилизанным секретарем, «тем самым, который смотрит на тебя как на грязь под ногами».
В тот вечер Энид легла рано, как должны делать все почтенные люди, но покой ее постоянно нарушался. Казалось, она глаза смежить не успела, как ее снова разбудили.