— Ты и в самом деле ничуть не изменилась.
Робин хранила молчание.
— Ты меня возбуждаешь.
— Думаю, все дело в халате, — отозвалась Робин.
— Если он тебе нравится, он твой.
— Спасибо, Марк, но, похоже, им неоднократно пользовались. А я, к твоему сведению, терпеть не могу вещи, бывшие в употреблении.
Марку это понравилось, он мгновенно просиял.
— Я не шучу, ты действительно меня возбуждаешь.
— Именно для этого я сюда и приехала.
— Я имею в виду, не только в постели.
— Я догадываюсь, что ты имеешь в виду.
Он сказал ей, что она заставляет его чувствовать себя другим, заставляет его вспомнить, какой она была во время антивоенных выступлений, когда они использовали университетские помещения для призывов к изменению существующих порядков. Он добавил, что стоит ему на нее посмотреть, и у него сразу поднимается настроение.
Ничего не скажешь, такое приятно услышать! За ней тоже дело не станет.
— Мне тебя не хватало, Марк, — произнесла она с улыбкой. — У меня было предчувствие, что мы обязательно снова встретимся.
— Я тоже это чувствовал, — кивнул Марк, думая о том, что ощущения — это что-то вроде экстрасенсорной связи, своего рода механизм, основанный на реакции к внешнему воздействию. Ему казалось, что они как бы подумали друг о друге в один и тот же момент, и энергия их мысли, наподобие некой силы, притянула их друг к другу. Когда он входил в бар «У Брауни», у него в голове вдруг всплыло воспоминание обо всем, что связывало их в прежнее время.
— Сейчас, когда я о тебе думаю, я испытываю мощный прилив сил, — сказал он. — Кажется, я способен сделать все, что захочу.
— В твоих способностях я ни капельки не сомневалась, — сказала Робин. — В чем проблема?
— Проблема в Вуди. Понимаешь, Робин, ты — единственный человек, с кем я могу поговорить, потому что ты знаешь мое прошлое, понимаешь, каково быть рядом с Вуди, который вечно путается под ногами, но никогда ни в чем не участвует. Вуди как бы сдерживает меня, оттирает на задний план.
— Я сразу почувствовала, как тебе тяжело, — сказала Робин.
— Бизнесмены, с которыми я общаюсь в Детройтском автоклубе, вкладывают свой капитал в какое-либо дело, сплошь и рядом связанное с коммерческим риском, но, к сожалению, абсолютно ничего не смыслят в рок-концертах. А я хочу заниматься именно этим. Но почему я должен надрываться, бегать повсюду и занимать деньги, когда они рядом, у меня под рукой? Когда они такие же мои, как и его?
— Полагаю, это вопрос принципа.
— Вот именно! Знаешь, сколько я уже с ним нянчусь?
— Да всю жизнь! — сказала Робин. — Но почему Вуди не хочет заниматься рок-концертами? Почему именно «Качели»?
— Он обожает возиться со всяким старьем типа «Звуки музыки» или «Оклахома», а ведь продюсер-то я, мое имя указывается в афишах!
— Я не очень в этом разбираюсь, но мне кажется, он пытается вытеснить тебя из дела.
— Когда я прошу у него денег, знаешь, как он их дает? Он протягивает чек, при этом так крепко его держит, что получается своего рода игра «Кто кого перетянет». Он просто унижает меня.
— Он тебя терпеть не может, — заметила Робин. — Вообще всего, что с тобой связано.
— Он мне завидует, он всю жизнь мне завидовал, а сейчас отыгрывается на мне. Но если бы я не руководил этими шоу, знаешь, что случилось бы? Он сел бы с ними в лужу!
— Полагаешь, он бы расстроился?
Марк помедлил, потом произнес упавшим голосом:
— Нет. Ни капельки… Ведь у него порядка ста миллионов баксов.
— Так много? — спросила Робин, переведя дыхание.
— Что-то около того.
Марк допил вино и снова наполнил бокал. Робин наблюдала за ним. Бедняжка, ему нужна мамочка!
— Марк… — Она коснулась его руки и сразу почувствовала, как мускулы у него напряглись, и сочла это хорошим признаком. — Давай подумаем, в чем тут дело. Причина, по которой этот жирный пьяница связывает тебя по рукам и ногам, заключается в том, что состояние досталось ему, а тебя попросту обокрали. Но ты держишься рядом с Вуди и стараешься с ним ладить, потому что хотя бы половина этих миллионов должна быть твоей. Правильно?
— Да.
— Ты когда-нибудь говорил с ним об этом?
— Он считает эти разговоры вздорными. Я говорю ему, что это несправедливо, а он только скалится.
— Так что надежды на то, что он когда-либо с тобой поделится, нет.
— Ни малейшей — пока он жив.
— Стало быть, если с Вуди что-нибудь случится, его наследником становишься ты?
Марк кивнул и отпил глоток вина.
— Ты так предполагаешь или точно знаешь?
— Таков порядок наследования доверительной собственности. Какая-то часть достанется паре каких-то фондов и какой-то моей тётушке, с которой я даже не знаком, но по меньшей мере две трети переходит ко мне.
— Значит, миллионов шестьдесят, — сказала Робин.
— Что-то в этом роде. К тому же доверительная собственность продолжает приносить доход.
— Получается, ты ждешь, то есть надеешься, что когда-нибудь он окончательно сопьется и отдаст концы?
— Ты видела, каким он был в тот вечер? Это может произойти в любую минуту.
— Да, но, Марк, кто, по-твоему, решает твою судьбу — ты сам или печенка Вуди?
— Хорошо сказано, — усмехнулся Марк. — Просто здорово!
Марк отвел взгляд, обдумывая слова Робин. Она окликнула его и, когда он снова взглянул на нее полными надежды глазами, сказала:
— Хочешь послушать кое о чем, что не имеет к печени Вуди ни малейшего отношения?
Следователь по уголовным делам, которую звали Морин Дауни, спросила у Греты, случайно ли она встретилась с мистером Риксом в баре «У Галлигана». Грета объяснила, что она вошла туда, увидев перед входом в бар его машину.
Они беседовали в дальнем конце комнаты. Крис Манковски, Вуди Рикс, его водитель Доннелл и трое полицейских стояли возле стойки, за которой находились дежурные полицейские. Вуди Рикс что-то говорил, но Грета не слышала его слов.
Морин Дауни спросила, хорошо ли она себя чувствует. Грета сказала, что голова еще побаливает и ей приходится все время сглатывать слюну из опасения, что ее стошнит, но в остальном она чувствует себя нормально. Морин предложила ей показаться врачу, но Грета отказалась. Морин все-таки настояла на своем, пояснив, что клиника Святого Антония прямо напротив, только улицу перейти. Надо все же убедиться, что с ней все в порядке.
За стойкой раздался какой-то шум. Грета увидела, как двое полицейских удерживали за плечи Вуди, который пытался вырваться. Крис Манковски вытащил из-под полы куртки пистолет и протянул его чернокожей полицейской за стойкой. Затем он взял Вуди за галстук и повел к лифту, напоминавшему грузовой, а двое полицейских по-прежнему удерживали Вуди за плечи. Они вошли в лифт, и дверь закрылась. Грета спросила у Морин, куда его повезли. Морин объяснила, что в отделение для задержанных на девятом этаже. Она добавила, что мистер Рикс нисколько не пытается облегчить свое положение. Утром ему предъявят обвинение.
— О боже! — вздохнула Грета.
Морин встала со скамьи, на которой они сидели, сказала, что сейчас вернется, и направилась к стойке. Не успела она уйти, как Грета увидела перед собой Доннелла, водителя Вуди.
— Ну, теперь у вас будут серьезные неприятности, если вы еще не поняли, — сказал тот.
— А не пойти ли вам к черту! — усмехнулась Грета.
Он стоял и смотрел на нее, пока не вернулась Морин.
Морин обратилась к Доннеллу по имени и велела ему отойти от Греты.
— Он вам угрожал? — спросила она.
Грета покачала головой и сглотнула слюну. Ей трудно было разговаривать, даже с Морин.
Скип помнил дом матери Робин — огромный загородный особняк из известняка, с белыми рамами и черными ставнями, стоивший бешеных денег. Ему пришлась по душе идея провести какое-то время в этом доме, но приехал он в отвратительном настроении. Он мог бы приехать накануне вечером, но Робин не было дома.