Врач, начинающий лысеть узкоплечий молодой человек в очках, смотрел в заполненный Крисом опросный лист и, казалось, не слышал его.
— Скажете, если я где-нибудь ошибусь, — сказал он. — Вы — Кристофер Манковски. Дата рождения — 7 октября 1949 года.
Крис сказал, что пока все верно.
Врач откашлялся:
— В настоящее время вы — сержант, специалист по обезвреживанию бомб и взрывных устройств разного типа, приписанный к отделу криминалистики.
— И можете, если угодно, записать, что я также эксперт по огнестрельному оружию. Во всяком случае, был им. А сейчас и сам не знаю, кто я.
— Вы любите оружие?
— Что значит — люблю? Я специалист по оружию, а не коллекционер.
— Сколько револьверов у вас имеется?
— При мне всегда табельное оружие, а подаренный отцом полуавтоматический «глок» я держу на работе. Если вдруг ко мне домой вломятся воры, я не хочу, чтобы потом они гонялись за кем-нибудь с пушкой, в которой 17-патронный магазин.
— То есть с вашим «глоком»?
— Да, с австрийским 9-миллиметровым «глоком». Очень легким, между прочим…
— Даже со всеми этими патронами?
— Именно…
Последовала пауза, затем врач снова откашлялся:
— Вы служите в полиции Детройта с июня 1975 года.
— Правильно, — кивнул Крис. — В следующем месяце исполнится двенадцать лет.
— Повторяю, никаких комментариев, если сведения верные. Поправляйте меня, когда допущены какие-то неточности. Вы служили в армии, демобилизованы с почетом, но прослужили меньше года.
Крис ничего не сказал. Все так! Пять месяцев он служил в США, а остальное время — во Вьетнаме, в 25-м пехотном полку 3-й бригады. У Криса возникло ощущение, будто врачу не нравилось о чем-то спрашивать, если он заранее не знал ответа на свой вопрос. У него была внешность человека, которая не запоминается свидетелями.
— Как я понимаю, во Вьетнаме вы были ранены?
Он понимал правильно, поэтому Крис промолчал. Последовала долгая пауза, затем врач несколько раз кашлянул и нарушил собственную установку, спросив:
— Это верно?
— Да, верно.
— Вы проучились в Мичиганском университете два года.
— Я его бросил и ушел в армию.
— Добровольно?
— Точно. — Крис не видел смысла говорить, что провалился на экзаменах, так что его все равно отчислили бы.
— Почему?
— Почему добровольно? Хотел узнать, что такое война.
Последовала длительная пауза.
— А когда я демобилизовался, снова вернулся к учебе, — прервал Крис затянувшееся молчание.
— Вы получили диплом?
— Ну, по правде говоря, для этого мне нужно было ликвидировать кое-какие хвосты.
— Стало быть, высшее образование у вас незаконченное.
Господи, вот зануда! Крис ждал, пока врач внесет исправление в анкету.
— Вы холосты, никогда не были женаты.
Это было верно, но требовало объяснений.
— Возможно, вам будет интересно узнать, что я пару раз чуть не женился, — сказал Крис. — То есть я хочу сказать, что я не убежденный холостяк. Но когда женщины начинают заламывать руки, отпадает всякая охота жениться. Понимаете, они все время чего-то боятся.
Врач продолжил записывать, поэтому снова наступило молчание.
— Они что, вас боятся? — спросил он погодя.
— Да не меня они боятся. Видите ли, они опасаются, что со мной может случиться беда, раз я служу в полиции. Поэтому я и хочу перевестись в другой отдел. В настоящее время я живу вместе с молодой женщиной, фактически мы живем в ее квартире. Я хожу на работу пешком, а иногда меня подвозит Филлис, если рано выезжает. Она работает в банке, в отделе доверительного управления капиталом. — Крис запнулся. Чего ради он рассказывает об этом врачу? Но затем решил, что должен объяснить, почему Филлис подвозит его на работу. — Понимаете, месяц назад у меня угнали машину… Я оставил свой «мустанг» восемьдесят четвертого года прямо напротив нашего участка, хотите верьте, хотите нет. Машину до сих пор не нашли.
Психиатру, похоже, наплевать на его «мустанг»! Сидит и постукивает ручкой по столу…
— Вообще-то Филлис с самого начала волнуется из-за моей работы. А последние пару месяцев у нее появилась прямо-таки навязчивая идея, что я могу лишиться рук. Похоже, ее беспокоит не то, что я могу подорваться, а что мне взрывом оторвет руки. Как тогда я буду есть? Как одеваться? Я успокаивал ее, говорил, что не собираюсь оставаться безруким, что я очень осторожен. Но если уж это случится, она станет моими руками… Понимаете, поначалу я хотел перевести все в шутку, говорил, что она станет мне помогать, например, когда мне нужно будет помыться, и все в этом роде. Но потом понял, что этого не стоило говорить. Сразу было ясно, что она представляет себе всякие ужасы. Однако она так часто об этом говорила, что я стал поглядывать на свои ладони. Я начал замечать на них всякие линии, на которые раньше не обращал внимания. Наконец, мне до смерти надоели эти постоянные разговоры о моем неизбежном увечьи, и я решил перейти в другой отдел. И кроме того, понимаете, у меня была не очень интересная работа. По большей части приходилось просто торчать в участке.
Врач что-то строчил, прикрывая лист левой рукой. Крис молчал.
— Сколько времени вы работали в подразделении по обезвреживанию взрывных устройств?
— Шесть лет. Я начал в 12-м участке, на патрульной машине. Одно время работал сыщиком. Понимаете, в районе Палмер-парка настоящее пристанище для гомиков, так что приходилось иметь дело с насильниками, которые нападали на гомиков. В общем, я наряжался в женские тряпки и бродил по парку, привлекая внимание уголовников.
— В юриспруденции это называется провоцированием на уголовно наказуемое деяние.
— Ну да! У нас это называется полицейской ловушкой. Потом я перевелся в подразделение пожаров и поджогов, у меня был кое-какой опыт в этом деле. Три года я работал на страховую компанию в качестве дознавателя причин пожара при рассмотрении претензий на возмещение потерь. Но мне там не нравилось. Ходишь на пожарище по колено в воде, и от одежды вечно несет гарью. Думаю, именно поэтому от меня ушла моя вторая девушка. Мне приходилось развешивать одежду у раскрытого окна, чтобы ее проветрить. Поэтому я перевелся в подразделение по обезвреживанию взрывных устройств.
— Почему вы это сделали?
— Я же только что сказал. Чтобы уйти из подразделения пожаров и поджогов.
— Я имею в виду, почему вы выбрали именно подразделение по обезвреживанию взрывных устройств?
— У меня там знакомые ребята, доводилось сталкиваться с ними по работе.
— А были еще какие-то другие побудительные мотивы?
Вполне возможно, только Крис не был уверен, что стоило о них упоминать.
— Может, вы хотели себе что-либо доказать?
— Например?
— Ну, скажем, вашу мужественность.
— Мужественность? — Крис вскинул голову. — А каким образом работа со взрывными устройствами может влиять на мужественность, если она в один момент может лишить всякой мужественности, оторвав яйца?
Крис сразу понял, что этого ему не следовало говорить.
— Именно поэтому я и предположил, что вы могли перейти в этот отдел, считая эту работу своего рода проверкой.
— Для того чтобы доказать себе что-либо, нет необходимости оставаться на одной и той же работе целых шесть лет. Для этого ее нужно любить. Риск, конечно, есть. И когда соглашаешься на такую работу, разумеется, рискуешь, а иначе просто уходишь. Не знаю, что меня привлекло… Может, это как-то связано с тем, что произошло со мной во Вьетнаме, я часто об этом думал…
— А что произошло с вами во Вьетнаме?
— Там меня назначили в разведку, которая в основном работала с парнями из армии Южного Вьетнама. Одной из моих обязанностей был допрос пленников, которых они приводили, а потом я должен был рекомендовать, как с ними поступить.
— Имеете в виду, пустить в расход?