— Эй, Джон! Купаешься?
Ноги мальчика, наконец, коснулись дна, и он медленно, спотыкаясь, побрел к берегу.
— Ты весь дрожишь, парень! Что, сорвался? — спросил Беверли, помогая внуку забраться в двуколку.
Запинаясь и едва дыша от усталости, Джон рассказал, что с ним случилось. Старик выслушал, не перебивая.
— Похоже, ты в рубашке родился, — сказал он, когда мальчик закончил. — Тут и любой взрослый не справился бы. Так говоришь, ты почувствовал дно еще на глубине? Когда-то мой отец рассказывал об этой отмели на середине Лепе, но никто не пытался это проверить.
Он взглянул на мальчика — Джон трясся, как в лихорадке.
— Заболтался я совсем! Тебе же надо вернуться домой в сухой одежде. Давай-ка, Ручеек!
Старик немного сердился, и Джон торопливо проговорил:
— Дедушка, ты ведь не скажешь маме, правда? Пожалуйста!
— Как же не сказать? Она и сама увидит. Ты промок до костей.
— Я высохну… на солнце.
— Высохнешь, только не на этой неделе. Погоди-ка… Ты не хочешь, чтобы мама узнала о твоих подвигах? Боишься, заругает?
— Да.
Их глаза встретились.
— Ну хорошо, парень, — сказал дед. — Есть один выход. Поедем-ка мы с тобой на ферму Хилленов. Должен же ты где-нибудь высушиться. Идет?
— Да, — ответил Джон. — Я согласен. Спасибо, дедушка.
Колеса повозки скрипели по каменистой дороге.
— Ты ведь хочешь стать инженером? — первым нарушил молчание старик.
— Да, дедушка, — сказал Джон, с трудом отрывая зачарованный взгляд от могучего течения реки.
— А фермером, значит, не хочешь?
— Не особенно, — осторожно произнес Джон.
— Думаю, не хочешь, — спокойно сказал старик.
Он хотел что-то добавить, но передумал. Только почти у самой фермы Беверли наконец снова заговорил:
— Я рад. Больше всего на свете я люблю эту землю. Но есть одна вещь, которой она не стоит. Самая прекрасная земля в мире может стать бесплодной, когда в ней посеяна вражда между братьями.
Он остановил пони и крикнул Джесса Хиллена.
1
Четверть века спустя братья стояли на берегу Лепе. Дэвид поднял трость и показал на склон холма:
— Вон они!
Проследив за взглядом брата, Джон засмеялся.
— Дэви, как обычно, задает темп, но бьюсь об заклад, что выносливость Мэри победит, и она будет Первой-На-Вершине.
— Не забывай, что она года на два старше.
— Ты — плохой дядя — слишком явно благоволишь к племяннику.
Оба усмехнулись.
— Мэри — славная девчушка, — сказал Дэвид, но Дэви… просто, Дэви есть Дэви.
— Тебе бы жениться и завести своих собственных.
— Мне никогда не хватает времени на ухаживания.
— Я думал, вы тут, в деревне, совмещаете это с посадкой капусты, — заметил Джон.
— Я не выращиваю капусту. Сейчас нет смысла заниматься чем-либо другим, кроме пшеницы и картофеля. Я делаю только то, чего хочет правительство.
Джон взглянул на него с изумлением:
— Мне нравится твоя искренность, начинающий фермер. Ну, а что с твоими коровами?
— Думаю, с молочным стадом придется расстаться. Коровы занимают больше земли, чем того стоят.
Джон покачал головой.
— Не могу представить долину без них.
— Это устаревшая иллюзия горожанина, будто бы деревня не меняется. Она меняется больше, чем город. Изменения в городе сводятся лишь к замене зданий, которые становятся еще выше и еще уродливее, вот и все. Деревня же всегда меняется фундаментально.
— Можем поспорить, — возразил Джон. — В конце концов…
— Анна идет, — перебил его Дэвид и добавил, когда Анна была совсем близко.
— И ты еще спрашиваешь, почему я никак не женюсь?
Анна положила руки им на плечи.
— Что мне нравится в долине, — сказала она, — так это высокий класс деревенских комплиментов. Дэвид, ты действительно хочешь знать, почему ты не женишься?
— Он говорит, что у него не хватает времени, — сказал Джон.