— Похоже, здесь ловить нечего, — сказал Пирри, глядя на измученных и насмерть перепуганных людей.
Он, Джон и Роджер стояли посреди дороги. Каждый держал ружье. Дети и женщины отошли к стене из плоских каменных глыб неподалеку.
Джон кивнул.
— К сожалению, вы правы. И оружия у них, видно, тоже нет. Если только водяной пистолет у мальчугана.
Заметив наконец на дороге трех вооруженных людей, маленький отряд в нерешительности остановился. Но, оглянувшись назад и посоветовавшись тихонько, путники медленно двинулись дальше. Первым шел мужчина лет пятидесяти. Он изо всех сил пытался выглядеть безразличным, но тщетно, — страх прочно поселился в каждой его клеточке. Девочка заплакала. Одна из женщин яростно, и в то же время украдкой, словно боясь выдать себя, одернула малышку. Джон молча глядел на проходящих мимо него людей.
— Как, по-вашему, далеко они уйдут? — тихо спросил Роджер.
— Может, до Уэнслидейла. Не знаю. Если повезет, так протянут еще неделю.
— Повезет? Или наоборот?
— Да. Скорее всего, наоборот.
— Они возвращаются, — сказал Пирри.
Джон проследил за его взглядом. Уже пройдя ярдов семьдесят, несчастные погорельцы развернулись и пошли назад, толкая перед собой никчемные коляски. Дождь хлестал им в лицо. Плащ, завязанный у девчушки на шее, развязался, и она безуспешно теребила его неумелыми пальчиками.
Они остановились чуть поодаль.
— Мы вот подумали, — сказал мужчина, шедший первым, — если вы тут чего-то ждете, может, мы вам что скажем?
Джон оценивающе взглянул на него. Это был человек, всю свою жизнь занимавшийся тяжелым физическим трудом, скорее всего, рабочий. Теперь шансов выжить у него почти не было. Разве только примкнуть к какому-нибудь гангстеру — маленькому «наполеончику» долин, который оценит его преданность, закрыв глаза на бесполезность. Но в таком окружении гасла даже эта слабая надежда.
— Нет, — сказал Джон. — Вам нечего сказать нам.
— Мы идем через Пеннины, — не унимался мужчина. — Может, в тех краях будет поспокойнее. Найдем какую-нибудь ферму, подальше от дороги, где нам дадут работу и немного еды. Нам ведь много не нужно.
Еще несколько месяцев назад несбыточной мечтой было выиграть 75 тысяч долларов, поставив на футбольную команду. Такие же ничтожные шансы были теперь у этого бедняги. Джон посмотрел на женщин — только одна из четырех была достаточно молода, чтобы выкупить свою жизнь ценой собственного тела. Дети отошли к стене. На мальчике вместо ботинок были надеты насквозь промокшие парусиновые туфли на резиновой подошве.
— Значит, вам надо спешить, — резко ответил Джон.
— Вы думаете, мы найдем такое место? — спросил мужчина.
— Возможно.
— А куда вы идете? Тоже в Йоркшир?
— Нет, — сказал Джон. — Оттуда.
— А мы и не раздумывали, куда идти. Просто решили, что за Пеннинами будет потише.
— Да, может быть.
— Отец хотел сказать, нельзя ли нам присоединиться к вам? — вмешалась женщина — мать малышей. — Вместе и с бедой справиться легче. Ведь вы тоже ищете спокойное место. Сразу видно, вы — порядочные люди, не то, что те — внизу. А в такое время порядочные люди должны держаться вместе.
— В этой стране около пятидесяти миллионов, — сказал Джон. — И, наверно, сорок пять из них — люди порядочные, и все ищут спокойное, тихое место. Только вот мест таких маловато.
— Да, поэтому и надо людям вместе собираться. Порядочным людям.
— Как давно вы идете? — спросил Джон.
— Мы вышли сегодня утром — увидали пожары в Седберхе. Они сожгли ферму Фоллингов, а это в трех милях от деревни.
— А мы вышли на три дня пораньше вас. И мы больше не порядочные люди. На пути сюда мы убили несколько человек и не исключено, что нам придется снова убивать. Так что, лучше вам идти одним, как и шли.
Они пристально посмотрели на него. Наконец, словно очнувшись, мужчина торопливо проговорил:
— Наверно, у вас просто не было другого выхода. Человек должен идти на все, чтобы спасти себя и свою семью. Меня заставляли убивать во время войны, а ведь тогда фрицы не сжигали ни Седберх, ни ферму Фоллингов…
Джон не ответил. Дети уже подружились и затеяли шумную возню. Подошла Анна.
— Можно нам пойти с вами? — спросил мужчина. — Мы сделаем все, что вы скажете. если понадобится, я тоже буду убивать. Нам все равно, куда вы идете. Я всю жизнь прожил в Карбеке, только в армию уходил. Теперь вот пришлось покинуть насиженные места, и мне все равно, куда идти.
— Сколько у вас ружей? — спросил Джон.
Он покачал головой.
— У нас нет оружия.
— У нас три ружья, чтобы защитить шестерых взрослых и четырех детей. Но даже этого недостаточно. Поэтому мы и ждем здесь. Нам нужно оружие. Мне очень жаль, но мы не можем брать пассажиров.
— Мы не будем пассажирами! Я умею делать все. Могу стрелять, если вам удастся заполучить еще оружие. Я отлично стреляю, поверьте!
— Вас одного мы, может, и взяли бы. Но всех… Это невозможно.
Дождь перестал, но небо еще хмурилось, и было довольно холодно. Совсем молодой парнишка — наверно, сын этого мужчины, зябко поежился, поплотнее завернулся в грязный плащ.
— У нас есть продукты, — в отчаянии воскликнул мужчина. — В коляске целый кусок бекона.
— Продуктов у нас хватает. Мы убивали, чтобы добыть их, и можем убить снова.
— Не отсылайте нас, — взмолилась мать. — Ведь с нами дети. Хоть их пожалейте.
— Я забочусь о своих детях, — отрезал Джон. — И не могу думать о миллионах других. На вашем месте я бы поторопился. Если хотите найти тихое спокойное местечко, надо спешить, пока толпа не подоспела.
Они молча смотрели на Джона, понимая его слова, но все еще отказывались поверить.
— Разве мы не можем взять их? — спросила Анна. — Ведь дети… — Джон взглянул на нее. — Да, я не забыла. Я помню, что говорила о Тихоне. Но я была не права.
— Нет, — ответил Джон. — Права. Сейчас нет места жалости.
— Не говори так, — ужаснулась она.
Джон махнул рукой в сторону долины, окутанной гарью и дымом.
— Жалость всегда была роскошью. Хорошо наблюдать за трагедией издалека. К примеру, сидя в удобном кресле кинотеатра. Другое дело, когда эта трагедия касается тебя лично.
Подошла Оливия. Джейн встала рядом с Пирри. Он коротко взглянул на девушку, но ничего не сказал.
— Я не понимаю, почему ты против, — сказала Оливия. — Пусть идут. А может, они нам даже пригодятся.
— Они позволили мальчишке идти в такую погоду в парусиновых туфлях, — ответил Джон. — Мне казалось, Оливия, что ты уже поняла — сейчас выживут только сильнейшие. Эти люди нам ничем не помогут, а будут только мешать.
— Я говорила ему про ботинки, — сказала мать мальчика. — А когда хватились было уже рискованно возвращаться.
— Понятно-понятно, — устало сказал Джон. — Теперь многое забывается. Если вы не обратили внимания на ноги сына, значит можете не заметить что-нибудь более важное. А в результате любой из нас может погибнуть.
— Роджер… — сказала Оливия.
Тот покачал головой.
— За три дня все изменилось. Когда мы с Джонни бросали монетку, я не воспринимал это всерьез. Но теперь он — командир, правда? Он принял все на свою совесть. И он, наверное, прав… в любом случае.
Видя, что рухнула последняя надежда, мужчина отвернулся, горестно качая головой.
Но мать двоих ребятишек не сдавалась:
— Тогда мы сами пойдем, — сказала она. — Подождем, когда вы отправитесь дальше, и пойдем за вами следом. Вы не сможете нам запретить.
— Лучше вам идти сейчас, — ответил Джон. — Больше не о чем говорить.