Он почувствовал, что его глаза слипаются, и яростно потряс головой, чтобы не заснуть. Было бы не очень остроумно задремать во время этого путешествия. Дорога извивалась, изгибалась и кружилась, как сиамские танцовщицы. Он сжал зубы и сосредоточенно прислушивался к урчанию своего пустого желудка, мечтая о чашечке дымящегося бульона, куске бифштекса с подливкой и хрустящим картофелем, двух чашках горячего кофе... Он напряженно вглядывался вперед. Ему показалось, что дорога начала расширяться и деревья как будто отступали.
— О, Господи, пора бы уже!
Несомненно, их что-то ожидало впереди, возможно, они достигли перевала этой проклятой горы и скоро уже начнут скользить вниз по другой стороне, ведущей в соседнюю долину, в город, к горячему ужину и к постели. А завтра, отдохнувшие, они двинутся в путь к югу и послезавтра уже будут в Нью-Йорке, дома. Он громко и облегченно рассмеялся от этих мыслей.
Но смех быстро оборвался. Дорога расширялась по очень простой причине: «дьюзенберг» выехал на нечто похожее на просеку, где деревья расступились по сторонам влево и вправо, в темноту. Над головой темнело тяжелое небо, усеянное миллионами бриллиантов. По сторонам расширившейся дороги лежали крупные и мелкие обломки скал, из чернеющих трещин торчали уродливые, засохшие растения. А прямо впереди...
Эллери тихо выругался и вылез из машины, морщаясь от боли в затекших суставах: В пятнадцати футах от них находились высокие двустворчатые железные ворота, ярко освещенные фарами машины. По обе стороны ворот шла низкая ограда, сложенная из камней, несомненно, взятых из местной почвы. Ограда уходила далеко в темноту. За воротами, насколько можно было видеть от падающего света фар, шла дорога. Куда она вела, что было впереди — все было окутано непроницаемой темнотой.
Это был конец дороги.
Какой же он дурак! Он должен был раньше догадаться, витки дороги не окружали гору, а шли сумбурными зигзагами из стороны в сторону, следуя, как он теперь понял, по линии наименьшего сопротивления. Следовательно, должна быть причина, почему дорога не обвивала полной спиралью Эрроу-Маунтин при подъеме на вершину. Причина могла быть только одна: другая сторона горы непроходима, вероятнее всего, там — пропасть.
Короче говоря, была только одна дорога вниз — та, но которой они только что взбирались сюда. Они заехали в тупик.
Злясь на весь мир, на ночь, на ветер, на деревья и на пожар, на себя, на все живое, Эллери подошел к воротам. На прикрепленной к железной решетке ворот бронзовой дощечке виднелась надпись: Эрроу-Хэд — «Наконечник стрелы».
— Ну, что там еще? — сонно пробурчал инспектор из глубины «дьюзенберга».— Где мы?
Эллери мрачно ответил:
— В безвыходном положении. Мы достигли конца пути, папа. Приятная перспектива, не правда ли?
— У, черт! — взорвался инспектор, вылезая на дорогу.— Ты хочешь сказать, что эта проклятая Богом дорога никуда не ведет?
— По-видимому, так.
Вдруг Эллери хлопнул себя по бедрам.
— О, Боже, какой же я идиот! Ну чего мы тут стоим? Помоги мне открыть ворота.
От потянул тяжелые створки. Инспектор тоже приналег, и ворота нехотя, с протестующим скрипом уступили.
— Чертовски ржавые,— проворчал инспектор, осматривая свои ладони.
— Поехали,— крикнул Эллери, подбегая к машине. Инспектор бежал за ним усталой рысцой.
— Что это со мной, папа? Как я раньше об этом не подумал? Ведь ворота и ограда означают жилье и людей. Конечно же! Для чего же тогда существует эта дорога? Значит, кто-то здесь живет, а это предполагает пищу, кров, ночлег.
— Может быть,— сказал инспектор. Они уже въезжали в ворота.— А может быть, здесь никто и не живет.
— Глупости! Это было бы скверной шуткой судьбы. А кроме того,— сказал окончательно развеселившийся Эллери,— наш толстомордый друг в «бьюике» откуда-то приехал, верно ведь? Посмотри, вот следы шин... Какого дьявола у этих людей не горит свет?
Они подъехали к дому, почти скрытому темнотой. Мрачная масса здания закрывала звезды своими печальными очертаниями. Фары «дьюзенберга» уперлись в каменные ступени, ведущие к деревянной террасе. Боковая фара, управляемая инспектором, осветив пространство вправо и влево, обнаружила длинную террасу, идущую вдоль всего дома, заставленную пустыми качалками и креслами.
Террасу окружала каменистая, покрытая кустами территория. Всего несколько ярдов отделяло дом от леса.