– Мне – нет, – сказала Амальфи. – Во всяком случае, не до такой степени. Все вы сегодня ужасно скучные, а я хочу, чтобы меня забавляли и развлекали.
Она повернулась и томно улыбнулась Эдуардо, который со всей готовностью отреагировал на это приглашение, и вскоре они покинули столовую и отправились пить кофе по-турецки на террасе перед окнами гостиной, где Гасси снова требовала предоставить ей газеты из метрополии.
Тайсон отправился на поиски и, вернувшись, сообщил, что он не смог их найти, но через несколько минут Найджел томно проплыл через террасу, держа в руках запакованный в бумагу пакет, который он передал своему работодателю с весьма выразительным поднятием бровей, которое не осталось незамеченным участниками беседы.
Лондонские газеты прибыли с тем самым самолетом, который утром привез из Найроби гостей Фростов, и были доставлены в «Кайвулими» только под вечер. Пакет даже еще не вскрывали.
– Мне показалось, будто ты сказал, что прочел их? – с видом обвинителя произнесла Гасси.
Тайсон сделал вид, что не слышит ее, а сам торопливо удалился на дальний конец террасы, где Амальфи Гордон, временно оставленная в одиночестве, прислонилась к каменной балюстраде и смотрела между деревьями туда, где луна расстелила золотую дорожку по спокойному морю.
– Красиво, не правда ли, – сказал Тайсон, бросая якорь рядом с ней. – И так тихо. На свете мало мест, подобных этому. А скоро вообще не будет. Прогресс нередко бывает весьма грубоват.
– Не старайтесь быть торжественным и мрачным, дорогой, – упрекнула его Амальфи. – Есть тысячи мест таких же красивых, как это. И таких же тихих.
– Вот тут вы ошибаетесь, – сказал Тайсон, опершись локтями о теплый камень. – Я много чего повидал в этом мире. Чертовски много! Но в этом острове есть что-то особенное. Что-то такое, чего я больше нигде не встречал. Знаете, какой звук самый распространенный на Занзибаре? Смех! Пройдитесь по улицам маленького городка в любое время дня и ночи, и вы услышите его. Люди смеются. Их веселье, их хорошее настроение странным образом согревают даже такое сморщенное, изъеденное ржавчиной и высохшее сердце, как мое, и это единственное место, которое я встречал, где черные и белые и люди всех промежуточных оттенков, кажется, способны жить вместе в полной дружбе и гармонии, без какого-либо разделения по цвету кожи. Это просто живое доказательство и практическая демонстрация того, что такое возможно. Все они, вне зависимости от их рас, каст или религий, являются лояльными подданными Его величества султана – да живет он вечно! – и все вместе преуспевают. Но так будет не всегда. В конце концов кто-то – типа Джембе – сумеет это разрушить. Да, бывают времена, когда я готов согласиться со скучным старым фанатиком, моим покойным дядей Баркли, что прогресс груб.
Амальфи с отсутствующим видом срывала и нюхала бутоны жасмина, а на ее лице играла абстрактная улыбка человека, которого нисколько не интересует тема разговора, но имя Джембе привлекло ее внимание, она выронила цветы и быстро сказала:
– Тайсон, дорогой, это напомнило мне кое о чем. Прошу прощения, что я затрагиваю подобные вопросы, однако как вы считаете: действительно никто из нас не может покинуть этот дом до тех пор, пока полиция не установит, кто дал порцию яда этому противному маленькому арабскому агитатору в Момбасе?
– Господи Иисусе! – благочестиво воскликнул Тайсон. – Если бы это было так, мне бы пришлось всю дорогу жить с кучей гостей, а я не уверен, что мой организм выдержал бы это. Впрочем, как и ваши! Нет, это вопрос всего лишь одного-двух дней, пока они проведут несколько допросов. Они, возможно, будут спрашивать, не видел ли кто-либо из вас, как кто-то разговаривал с ним в аэропорту. Или стоял рядом с ним. Что-то в этом роде. А в чем дело? Вы подумываете о том, чтобы сократить ваш визит к нам? Я полагал, что вы останетесь у нас, по крайней мере, недели на три.
Амальфи улыбнулась ему и, потрепав его за седеющую светлую бороду, сказала: