Между нами уже как лет десять взаимная неприязнь. Он ревнует меня к хозяйке потому, что самые важные дела она доверяет исключительно мне, предпочитает именно моё служение. А я ревную его к ней только потому, что он, в отличие от меня, может свободно прикасаться к ней каждый день.
Ну почему, ну почему же, чёрт возьми, она предпочитает его?! У нас же одинаковые тела, одинаковые лица, но хозяйка всё рано нет-нет да прикоснётся к брату, пропустит сквозь пальцы его почти белые пряди. Даже запретила мне отращивать волосы ниже плеч, тогда как ему приказала вообще не стричься.
Ну что же, на то она и хозяйка, чтобы делать всё, что ей угодно. Только поэтому я терплю брата, как и он терпит меня.
Она странная, уж слишком не вписывается в этот мир. Смеётся, когда люди плачут, называет их ни на что не способными слабаками, но одновременно с этим помогает каждому нуждающемуся. Говорит, что людям естественно умирать как мухам от болезней, нищеты и несправедливости, иначе места совсем не останется. Но одновременно с этим отдаёт чуть ли не треть дохода на благотворительность, даже не глядя на цифры, а доход у неё не мал. Посещая различные мероприятия, вместо того, чтобы искать связи и выгоды в новых знакомых, она предпочитает невылазно сидеть за столом, поедая всё в радиусе двух метров.
Я часто вспоминаю тот день, когда она пробралась на похороны одного некогда влиятельного и богатого человека. И вот, когда пришло время проститься с умершим, покреститься над гробом и поцеловать крестик, она вдруг рассмеялась во весь голос. Прямо над умершим, мирно лежащим в гробу, сложив руки крест на крест. Я так и не понял, что же именно её рассмешило, но проблем после этого было много.
А ещё иногда в голове всплывает тот день, когда я в первый и единственный раз увидел её распластанной на земле, со сломанным позвоночником, вывернутым конечностями, но при этом довольной. В машине она приказала ничего не спрашивать, поэтому из года в год я молчал, не задавая вопросов. Я спрашивал себя: что могло заставить её так поступить и кем был тот мальчик на крыше, чей крик я услышал? Но никак не мог найти ответы.
Так я лежал в кровати ранним утром и думал о своём, пока не услышал крик госпожи.
— Адриа-а-ан!!! — от крика заложило уши. Вскочил с кровати в одних трусах и со всей скоростью, на которую только способен, побежал в спальню госпожи, а следом за мной и Евангелиан, такой же полуобнажённый и такой же растрёпанный.
В комнату ворвались одновременно. Тут же цепким взглядом окинули всё пространство, выискивая опасность, но ничего не обнаружили. Вместо опасности увидели растрёпанную, испачканную в чём-то коричневом и липком, с ошалелым видом госпожу, она к тому же ещё и отталкивала наглого Люцифера, который активно тёрся о её руки и бока.
— Что случилось, госпожа Морра? — спросил я.
— Представьте, Люцифер ночью притащил банку шоколадного масла и вымазал меня им. А теперь ещё этот кот-извращенец просит раздеться, чтобы ему, видите ли, лучше было вылизывать меня. Совсем от рук отбился!
— Понял вас, госпожа, это моя ошибка, впредь не буду оставлять такие вещи в доступных для кота местах. — Со злобой взглянул на Люцифера, он же показал мне шершавый язык. — Я готов принять наказание.
— Ни к чему, в этом только моя вина.
— Хофпожя, предлагаю отослать слуг и остаться наедине. — Он всегда называет её «хофпожя», хоть и может произносить нормально, но ему доставляет особое удовольствие коверкать слова. Да к тому же нас он считает и называет исключительно слугами или ещё как обиднее, но сама хозяйка ни разу, ни разу не окликнула нас так, даже когда мы совершали ошибки и вправе были вызвать её гнев. Даже тогда она относилась к нам с уважением.
Этот нахальный гад уже лет как десять научился говорить, ходить за задних лапах и при необходимости трансформировать кошачьи лапки в подобие человеческих. Он даже научился читать, писать на бумаге и печатать на ноутбуке. Пользоваться замками, электроприборами, надевать одежду и многое другое. Словом, совсем обнаглел, и больше всего от этого страдает госпожа, которой приходиться терпеть его всевозможные выходки, а иногда и домогательства.