— Да, боюсь, полиции так и не представится возможность допросить его.
— Но почему? — спросил Брукмюллер, повысив голос. — Почему Браун?
— На этот вопрос я как раз и собираюсь найти ответ, — сказала Козима, сжав в руке свой анкх и придав лицу одновременно соблазнительное и таинственное выражение. — Очень, очень скоро.
28
Либерман положил ручку на стол и прижал к блокноту большой кусок промокательной бумаги. Решив, что чернила высохли, он просмотрел свои записи и убрал блокнот в ящик. В это время раздался стук в дверь. Это был Каннер.
— Здравствуй, Макс. У тебя есть минутка?
— Минутка, но не больше. Я спешу в филармонию, там сегодня играют Бетховена и Вагнера, дирижирует Малер. Концерт начинается в семь.
— Я тебя надолго не задержу, — сказал Каннер, садясь. — Ты видел сегодня мисс Лидгейт?
— Нет.
— Макс, у нее опять был… — Он сделал паузу, прежде чем продолжить: —…приступ.
— Правда? — Либерман выглядел встревоженным.
— Припадок был такой же, как в прошлый раз, — продолжал Каннер. — Несомненно, большую часть дня мисс Лидгейт чувствовала себя хорошо, разговаривала с медсестрами, читала. Я делал обход, зашел поздороваться, и…
Каннер виновато улыбнулся и пожал плечами.
— Похоже, что мой визит снова вывел ее из себя. Как только я вошел, она начала кашлять, и через несколько секунд уже кричала на меня… Я просто не понимаю, в чем дело.
— А ее правая рука…
— О да, — сказал Каннер, энергично кивая. — Мисс Лидгейт снова хотела ударить меня, но на этот раз я был готов и мне удалось увернуться. Санитары схватили ее и держали, пока она не успокоилась.
— Она сказала что-нибудь?
— Не знаю, я подумал, что мне лучше уйти, чтобы не усугублять ситуацию. По-моему, потом мисс Лидгейт снова уснула и проснулась через два часа, совершенно не помня того, что случилось. Извини, Макс, я не хотел…
— Ну что ты, — сказал Либерман, жестом остановив своего друга, — дело не в тебе, Штефан.
— Может и так, но я все равно чувствую себя виноватым.
Либерман взял свою ручку и положил в карман пиджака.
— Да, и еще кое-что, — добавил Каннер. — В пятницу днем мисс Лидгейт сидела с Катей Дилл — знаешь, та молодая девушка из Бадена? Так вот, они разговаривали, и Катя решила показать мисс Лидгейт свое рукоделие. И тут англичанка сразу впала в состояние крайнего возбуждения.
— Что именно с ней произошло?
— Она была растеряна, не могла сосредоточиться. Возможно, ее сознание даже на некоторое время отключилось. Потом она стала бормотать что-то по-английски. Что именно, я точно не знаю, меня там не было. Мне это рассказала Сабина.
Либерман выглядел озадаченным.
— Сестра Рупиус, — пояснил Каннер. — Знаешь, хорошенькая девушка с большими карими глазами? Ну же, ты должен был…
— Штефан!
— Извини, Макс, — Каннер постарался вернуться к строгому деловому тону. — Наверное, тебе стоит поговорить с сестрой Рупиус до следующей встречи с мисс Лидгейт.
— Хорошо, я так и сделаю.
Либерман посмотрел на свои наручные часы и встал.
— Мне в самом деле нора идти, Штефан. И спасибо тебе.
— Да не за что.
Либерман открыл дверь и пропустил Каннера вперед.
— Макс, — Каннер явно был смущен.
— Да?
— Мисс Лидгейт должна будет пройти курс электротерапии.
— Да, я знаю.
— Что ты скажешь профессору Грунеру, когда он потребует объяснений?
Либерман вздохнул:
— Я об этом еще не думал.
— Тогда, — сказал Каннер, положив руку на плечо другу, — сейчас самое время начать.
29
Казалось, что все в концертном зале отлито из золота: потолок, украшенный в стиле барокко; резные бордюры; элегантные позолоченные кариатиды, окружающие орган; его тимпаны и антаблементы. Все вместе это выглядело ослепительно, блеск золота завораживал.
В подвесках массивных хрустальных люстр над зрительным залом переливался свет, идущий снизу. Мерцание множества бриллиантов в море людей, нахлынувших в партер, дополняло картину. Гроссер-Заал походил на пещеру Аладдина, искрившуюся проявлениями буржуазной роскоши.
— А, вот и ты!
Либерман повернулся и увидел, что к нему по узкому проходу с трудом пробирается Райнхард.
— Так спешил, — проворчал он. — Я едва успел переодеться.
Пыхтя и стараясь отдышаться, он рухнул в кресло рядом с Либерманом.
— Мне нужно было закончить рапорт по второму вскрытию.
Либерман внимательно рассматривал зрителей на балконе.