Я двигаю бедрами и пытаюсь разогнать образы и ощущения, пока между ног у меня собирается влага. Вырываю еще одну страницу из блокнота и пишу:
Тогда позволь мне увидеть тебя.
Я складываю записку в оригами-журавлика и кладу ее вместо его письма, затем убираю остатки еды, пью еще один бокал вина. Осталось много, не придется беспокоиться о еде в ближайшие пару дней. Спасибо тебе, Безликий.
Когда посуда полностью убрана, а свеча потушена, я сонно добираюсь до своей спальни, накидываю халат и ложусь под одеяло.
Перед тем как заснуть, понимаю три вещи: я не приняла лекарство, на мне все еще его ожерелье, и бумажного журавлика не было на столе, когда я ложилась спать.
Глава 4
Лилит
Наверху клубится тьма, как угольная чернильная клякса. Клянусь, я вижу в черноте лица из потустороннего мира.
Я слышала, что черные дыры – это звезды, схлопывающиеся под собственной тяжестью, и когда они разрушаются, ударные волны разлетаются в пространстве. После этого сияющая звезда превращается в пустое место, в живого мертвеца, который тянет за собой гравитацию так, что даже свет не может вырваться наружу.
Мои пальцы дергаются, желая потрогать ее, желая затянуться в недра обсидиана, для того, чтобы закрыть глаза и никогда больше не открывать.
Свет тянется к краям тьмы, как мутная вода к песку. Оранжевый свет сотни свечей мерцает и танцует на деревьях, отбрасывая тени от листьев. Здесь пахнет Безликим, той зловещей стороной, которая проявляется только ночью. Кажется, что я уже где-то видела это зловещее место.
Сердце учащенно бьется, когда я чувствую, что меня окружает. Вместо сырой лесной травы я лежу на мягком бархате. Прохлада воздуха не кусает кожу. Вокруг жужжат насекомые, и тут же оркестр затихает.
— Ты прекрасна в своей постели. Но видя, как ты лежишь в моей - просто дух захватывает.
Я задыхаюсь от восторга и вижу его, прислонившегося к дереву. Его лицо по-прежнему скрыто под капюшоном, но накидка без рукавов распахивается, показывая движущиеся татуировки на его коже, а штаны опасно низко свисают с бёдер. Каждая его частичка смертельно опасна. Любая тень, отбрасываемая на мускулы его живота, - еще один гвоздь в гроб, вгоняющий меня все глубже и глубже в постель.
Я слежу за каждой татуировкой на его груди и руках. В мерцающем свете свечи тени пляшут по его предплечьям и кистям, отчего каждая выступающая вена кажется пугающе аппетитной. Интересно, как бы выглядели эти руки на моей шее? Его татуировки будут также двигаться, когда он будет брать меня, сжимая все крепче и крепче, до темноты в глазах?
Я посасываю нижнюю губу, разглядывая живот, а потом косые мышцы, ведущие к месту, которое я видела только в своем воображении. Хотя, наверное, сон - это и есть мое воображение. Но клянусь, что выпуклость его штанов двигается, когда я засматриваюсь туда.
Я опускаю взгляд на себя и тут же смущаюсь. На мне только его ожерелье и тонкий белый льняной халат, который расходится на бедрах, а сверху вырез идет до пупка, и сквозь него проглядывает шрам. Я пытаюсь поправить халат, но он никак не скрывает мои соски, которые видны сквозь ткань.
Тот факт, что я не могу определить, куда он смотрит, только усиливает мое смущение, словно ему не нравится то, что он видит, и он жаждет меня уничтожить.
— Почему ты здесь? Что это за место? Где я? — я пристаю к нему с вопросами, надеясь, что он ответит.
Нахожу время, чтобы как следует осмотреться. Кровать, на которой я лежу, стоит посреди поляны, окруженной сотней свечей разного размера, образующих форму символа Безликого. Только на этот раз я в самом центре.
Как будто меня приносят в жертву высшим силам, как жертвенного агнца на заклание. Откажусь ли я или позволю ему сделать это?
Неважно, — понимаю я. Ведь это всего лишь сон. Завтра я проснусь с чувством еще большей вины и не меньшего одиночества. Я вернусь к его письмам без адресата. Ну, если только он решит мне их написать.
Я провожу пальцами по мягким красным бархатным одеялам и таким же подушкам. Схватив одеяло, я пытаюсь натянуть его, прикрываясь, чтобы он не видел, как сильно я сжимаю ноги, как явственно выделяются мои соски или шрамы.
Стоя за линиями свеч, Безликий говорит:
— Я же не могу проигнорировать зов моей маленькой бури, ведь она обещала дать мне попробовать ее на вкус.
Между ног становится влажно, и еще хуже, когда он отталкивается от дерева и приближается ко мне. Хищник, который наконец-то загнал свою жертву в угол. Демон, который наконец-то нашел, чью душу поработить.
Когда он переступает через свечи, они вспыхивают еще ярче. У меня мурашки бегут по коже, но не от холода.
Несмотря на то, что я не вижу его лица, его походка говорит о том, что он хочет поглотить меня, облизать и откусить каждый сантиметр, не оставив ни крошки.
— Я тебя не вызывала, — шепчу я, глупо отползая от него как можно дальше.
Он останавливается и качает головой.
— Нет?
Моргаю, на мгновение застыв при виде его тела, которое уже слишком близко. Я качаю головой.
— Нет, — мне приходится оторвать взгляд от твердых мышц его тела и посмотреть на лес вокруг. Кажется, что это потусторонний мир. — Это сон?
— Нет.
Он лжет. Скорее всего, это сон.
Он снова идет, его шаги медленнее, чем раньше, как будто хочет оттянуть свою охоту, пока не дойдет до конца кровати. Я подтягиваю колени к груди и скрещиваю лодыжки, чтобы спрятаться от него.
Кровать прогибается, когда он наклоняется вперед, опираясь на руки. Каждый сантиметр его тела гипнотизирует, и не только из-за дымчатых татуировок, танцующих на его коже, но и потому, что он выглядит как греческий бог.