— Эван.
Не раздумывая, я берусь за дверную ручку и медленно, дюйм за дюймом, открываю дверь. Он не шелохнулся от этого звука, все еще зарывшись под одеяло. Тогда я захожу и громко закрываю дверь в надежде, что это его разбудит.
Я слишком волнуюсь, чтобы идти дальше, поэтому прижимаюсь к двери. Голос внутри кричит, что я могу легко распахнуть ее и убежать.
В его комнате все, как всегда. Вроде бы. На спинке стула висит голубой кардиган, тот самый, что был на брюнетке. Двухместный зеленый диван втиснут между дверью и компьютерным столом, заваленной старыми упаковками из-под еды на вынос. Я нахожу тюбик блеска для губ, спрятанный среди мусора, и подходящий к нему голубой браслет, висящий на ручке шкафа. Интересно, что я найду, если открою и загляну внутрь? Может быть, еще больше вещей, принадлежащих брюнетке?
Тот небольшой свет, что проникает в комнату, только сгущает напряженную атмосферу. Как будто Бог знает, что произойдет, и наполняет небо серыми тучами для пущего эффекта.
— Эван, — шепчу я. Проснись, чтобы мы могли покончить с этим, черт возьми.
Он даже не шелохнулся.
— Эван, — говорю я на этот раз громче.
Ничего.
Я заставляю себя подойти к нему, желая разбудить его. Почему это не все так просто? Я разбужу его, он разозлится, и это сделает все гораздо хуже. Нужно повторять себе, что мне нужно сказать эти три слова, и все закончится.
Когдаподхожу к кровати, по коже пробегает лед от вида свернутого коричневого пергамента, невинно лежащего поверх спящего Эвана.
Неужели Безликий тоже посылал Эвану письма? Нет, вряд ли. Эван считал меня сумасшедшей, когда я твердила, что мне оставляют записки. Зачем Летуму оставлять мне письмо у Эвана? Я невольно вздрагиваю от того, что называю его теперь не «Безликим человеком».
Усилием воли заставляю свои руки перестать дрожать, когда достаю письмо и пытаюсь взять дыхание под контроль. Не удивлюсь, если Эван проснется только от звука моего громкого сердцебиения.
Я с трудом разворачиваю письмо, так сильно дрожат пальцы. Вес кольца вдруг стал ощущаться как валун. Почему я думала, что кольцо принесет мне успокоение, когда человек, подаривший его, вызывает лишь беспокойство?
На мгновение зажмурив глаза, я снова открываю их, чтобы прочитать записку. Затем читаю снова. И еще раз. И вокруг меня все рушится. Я продолжаю надеяться, что надпись поменяется. Надеюсь, что это просто разум играет со мной. Каждый раз, когда я перечитываю, желчь поднимается все выше и выше по горлу.
Я медленно тянусь, чтобы отодвинуть одеяло, надеясь, что написанное в письме, не является реальностью. Поднимаю взгляд от письма и пошатываюсь.
— Нет, — задыхаюсь я, поднося руки к губам, чтобы меня не стошнило. — Нет, нет, нет, нет.
Пустые глаза Эвана смотрят прямо в потолок, синие губы слегка приоткрыты, как будто он делает последний вдох.
Перечитываю письмо еще раз.
Судьба еще не взывала к его душе. Я решил, что он потерял ее, как только положил на тебя глаз.
Мое сердце разлетается на осколки, разрывается на части и скручивается. Каждый атом, каждая клетка, каждый кусочек ткани во мне словно сгорает. Тело застывает. И я кричу.
Глава 7
Лилит
Нет.
Нет, нет, нет, нет, нет.
Это все моя вина. Во всем, что случилось. Он мертв. Эван мертв.
Я не успеваю услышать грохот Нейта в коридоре, как дверь распахивается и ударяется о стену.
— Что? Что случилось? Ты в порядке? — его бешеные глаза расширены, он ищет в комнате постороннего, но не находит его.
Я запихиваю письмо в карман, пока он не увидел.
— Эван, — всхлипываю я. Не могу ни слова вымолвить. Если я не ничего скажу, это не будет правдой. В любую секунду Эван вскочит и скажет, что это просто шутка. Но нет. — Он... — я поперхнулась словами.
Нейт понимает, что я хочу сказать, и бросается прямо на тело Эвана. Он сразу же прижимает палец к его горлу, чтобы проверить пульс. Ему не нужно проверять. Я должна сказать ему сама. Эван мертв. Я знаю, что он мертв. Летум убил его.
Я не могу ничего сделать, только смотреть. Я застыла. Не могу пошевелиться. Даже проронить слезу. Все, что могу, — смотреть, затаив дыхание, пытаясь проглотить ком в горле. Я хочу снова закричать — мне было так приятно кричать.
— Пиздец! — кричит Нейт. Он срывает одеяло и прижимается ухом к неподвижной груди Эвана. — Я... я не... — он трясет тело Эвана, а затем прижимает голову к губам. — Я ничего не слышу. Он, блять, не дышит.
Он не дышит, и это моя вина. Я должна была придумать, как избавиться от Летума. Отвергнуть его ухаживания. Не вступать с ним в связь в том дурацком сне. Я должна была уйти от Эвана раньше, чтобы он остался жив. Должна. Я должна была. Должна!
— Черт, — Нейт отталкивается от кровати и шагает, проводя руками по своим кудрям и вниз по лицу. — Блять. Что за нахрен. Как... как это... что... — Нейт даже не может закончить фразу. Он все делает за нас обоих.
Я жду, когда у меня начнет щипать глаза или я начну задыхаться. Но все, что могу делать, — смотреть. Медленно черные нити в сознании тянутся ко мне, утягивая туда, где нет боли, нет обиды, есть только темнота. Здесь я не слышу, как Нейт кричит или ругается, что нужно вызвать скорую помощь. Я даже не вижу, как он начинает делать искусственное дыхание.
Эван был мудаком, но он не заслуживал смерти. До аварии он был идеальным, мужчиной моей мечты. Эван был из тех мужчин, о которых читаешь в книгах, когда приходишь домой и видишь блузку, которую давно присмотрела, в пакете на кровати. Он говорил правильные вещи, осыпал лаской, старался проводить каждый божий день со мной. Не в сексуальном плане, просто напомнить, что он рядом.
Я планировала нашу свадьбу: трехъярусный торт из сливочного крема с рисунком из фиолетовых орхидей. У меня простое кружевное платье с бретельками и коротким шлейфом. Играет Abba, пока я иду к алтарю, потому что их песня «Dancing Queen» играла в баре, когда мы впервые встретились.