Возможно, это жестоко или мелочно, но я не стану ей об этом говорить. Она, очевидно, виделась часто с Эваном, пусть сама догадывается. Ей еще нужно зайти и забрать свой кардиган.
Все рушится, когда я добираюсь до своей машины. Как живая проволока, все внутри воспламеняется. Горло дерет, когда я кричу. Бью кулаками и ладонями по рулю, снова и снова, пока голос не сипнет, на руках не появляются синяки, а руки не сводит от боли.
Мне горько. Я злюсь. Я расстроена. Что со мной не так, что смерть не хочет меня? Почему не я?
Включаю верхний свет, не обращая внимания на дрянные потертые сиденья своей старой машины, и роюсь в сумке, пока не нахожу знакомую оранжевую бутылку. Нет смысла пить таблетки, если Летум правда существует. Но это дает мне некоторое успокоение, точнее ложное подобие.
Крышка открывается и падает на сиденье. Я ругаюсь про себя, но высыпаю одну таблетку на ладонь. Никогда не смотрю на нее, прежде чем принять. Но почему-то в этот раз посмотрела.
Я ослабляю хватку, и флакон падает на пол машины, рассыпая белые таблетки по сторонам. Я подношу одну таблетку ближе. На ней символ. Не его символ, а мой.
Полумесяц с крестом, висящим внизу: символ Лилит, демоницы.
Таблетка падает вместе с остальными. И давно они такие? Я только на днях узнала, как выглядит символ Лилит. Я вообще принимала лекарства доктора Мэллори? Нет, наверное, принимала. У меня все симптомы, о которых она предупреждала. Неужели он их подменил?
Одну за другой я поднимаю таблетки, проверяя, все ли они имеют один и тот же символ. Нет. Я не сошла с ума. Летум существует. Меня лечат от... я уже не знаю, чего.
— Летум, — кричу я, выглядывая в окно, ожидая, что он стоит под одним из уличных фонарей. Я не вижу его, но знаю, что он видит меня. Он смотрит. Он всегда наблюдает. — Что ты со мной делаешь? Какого хрена тебе от меня надо?
Не знаю, чего я ожидала, но ничего не меняется.
Я снова кричу и прижимаюсь лбом к рулю, пытаясь вернуть самообладание. Проходят секунды, а может быть, минуты. Я не могу точно сказать, сколько времени прошло, пока смотрела на россыпь таблеток на полу машины.
Но в одном я уверена.
Я по-прежнему хочу, чтобы Летум был рядом со мной.
Я не помню, как доехала до дома. Последнее, что помню, это как я крутила золотое кольцо на пальце. Сейчас я выключаю зажигание, машина припаркована на улице перед многоквартирным домом. Я знаю, что вела машину, просто не думаю, что была в сознании.
Шаги гулко отдаются от скрипучей деревянной лестницы, по которой я поднимаюсь на два этажа в свою квартиру. Судорожно сжимаю в кармане письмо. Единственное доказательство того, что Летум виноват в смерти Эвана, когда мой телефон снова звонит. Кто бы это ни был, он долго пытался дозвониться. Возможно, мать Эвана, Кэрол. Может быть, врач. Возможно, соседи Эвана по квартире, хотя Нейт пусть сам все рассказывает. Друзья Эвана со мной не свяжутся, они меня больше не беспокоят.
Там не будет ничего важного, только сообщения о жалости от людей, с которыми можно погоревать. Я не хочу с этим разбираться. Не могу смотреть в глаза его родителям, зная, почему у них забрали сына. Не могу смотреть им в глаза, зная, что они посмотрят и увидят, что я в очередной раз избежала смерти.
Моя рука обхватывает холодную металлическую ручку двери квартиры, и я поворачиваю ключ под нужным углом, услышав приятный. Петли застонали, когда я распахнула дверь, но не успела закрыть ее снова.
Пожалуйста, нет. Не сегодня. Я не в настроении.
Как обезумевшая, а я действительно могла сойти с ума от всего, что произошло, я проверяю номер на двери: 2B.
Звук открывающейся соседской двери заставляет войти в собственную квартиру, и я не могу отделаться от мысли, что это мое наказание за то, что я проигнорировала звонки и не поехала за скорой в больницу.
Свечи украшают каждый уголок квартиры, возвращая меня в сон. На этот раз они всех форм и размеров: одни на канделябре, другие прочно стоят на полу.
Каждый сантиметр кухни заставлен тарелками с фруктами и крекерами, гранатами и яблоками, запеченной индейкой, картофелем и овощами, брускеттами и соусами, бутылками красного и белого вина, и все это поверх темно-красной скатерти. Еще один набор из тонкого фарфора поставлен для меня. Стол прямо из кинофильма, как для королевы.
Вместо телевизора висит картина, которой не было, когда я утром уходила на работу. Вокруг нее, как в импровизированном святилище, расставлены свечи и цветы.
Я смотрю на картину, как заворожённая. Это самая феноменальная вещь, которую я когда-либо видела. И одновременно самая пугающая. Мужчина в плаще стоит над сидящей женщиной с длинными каштановыми волосами в золотистом платье. Каждый сантиметр ее тела точная копия меня. Вплоть до веснушек и шрама на губе. Там, где должна быть голова мужчины, чистая непроглядная тьма. Безликий человек. Мой Безликий. Летум. Это та картина, которой место в музее, о которой художники всего мира будут говорить еще долгие века.
Я поворачиваюсь и осматриваю остальную часть квартиры, следуя за лепестками роз, которые ведут в спальню. Я настолько оцепенела от всего, что произошло сегодня, что не знаю, как реагировать, лишь просто смотреть на нее. В шоке.
Моя нога переступает порог комнаты. На столе разбросано все, что он мне когда-либо дарил: письма, сумка, процветающая лилия, шелковые платья и кружевные блузки, хрустальный цветок, череп из оникса, черные перья, пакет с лепестками роз, который я так и не выбросила.
На кровати лежат вещи, которые, как мне казалось, я потеряла. Те, которые, как я клялась, оставила в одном месте, а в другом их уже не было. Браслет с подвесками, у нас с сестрой они были одинаковые. Фотография в рамке, на которой я в день окончания универа держу в руках свой дурацкий диплом бизнеса с самой большой улыбкой на лице. Куча резинок для волос. Мое любимое красное кружевное белье с черными лентами.