Доктор Мэллори лишь сменила бы мне лекарство или увеличила дозу, но я не могу пока что к ней ходить. Не хватит денег посещать ее три недели подряд.
Я даже не могу купить замороженную пиццу. Остается только надеяться, что Брит, по своей доброй воле, разрешит мне взять домой остатки еды, хотя в выходные их обычно не бывает. Если я приму лекарство, как только вернусь домой, то буду слишком сонной, а не голодной. Это самый дешевый выход из ситуации.
Поездка к Эвану кажется более долгой, чем обычно, мозг сильно перегружен, чтобы спрятаться в глубинах своего «безопасного пространства».
По субботам я начинаю работать немного позже, и вчера вечером Эван прислал сообщение, в котором жаловался, что у него сильно болит голова, а это значит, что он не сможет принять участие в нашем субботнем завтраке – хотя, обычно, это всего лишь тост. Да и не так уж часто мы завтракаем по субботам.
Эван живет в студенческом районе города. До кампуса можно дойти пешком, хотя его работа связана с тем, что он строит дома своими руками, а не платит кому-то другому за чтение книг.
Панели дома не мешало бы почистить, но в остальном здесь все так, каким и должно быть студенческое жилье. На крыльце валяется несколько пустых бутылок из-под пива, вдоль подъездной дорожки стоит импровизированная клумба из старых шин, а москитная сетка на кухне порвана, что видно с улицы.
Одна из соседок, Маделин, обычно следит за тем, чтобы Эван и Том поддерживали в квартире разумный порядок, чтоб хотя бы ноги не оттряхивать перед уходом домой.
Я настраиваю себя, чтобы войти в дом, стараясь делать это как можно тише. Маделин работает в обеденные смены в соседнем ресторане, а Том по ночам охраняет университет. Обычно они не выходят из своих комнат до полудня.
Парень Маделин, Нейт, наливает себе кофе, когда я вхожу. От его жалкого взгляда у меня по коже бегут мурашки, и все же я заставляю себя улыбнуться ему, но он отворачивается, словно мой вид причиняет ему боль.
Я следую за звуками тихого бормотания в заднюю часть дома, где нахожу Эвана, его пряди золотистых волос переливаются на солнце, в воздухе витает тяжелый запах травки. Эван никогда не курил, но авария тяжело отразилась и на нем. Парень Далии был одним из его самых близких друзей.
Рядом с Эваном на переносном шезлонге сидит девушка примерно моего возраста, с волосами цвета чистого обсидиана и кожей цвета ослепительной сепии. Она смотрит на меня очаровательными карими глазами и быстро отворачивается. Когда я смотрю на Эвана, он только хмурится, как будто я прервала что-то важное.
Она плотнее натягивает на себя голубой кардиган и смотрит на неухоженную лужайку, избегая встречаться со мной глазами.
Я никогда не встречала ее раньше. Логика и разум подсказывают, что это, скорее всего, девушка Тома. Но реальность твердит, что подружки Тома не задерживаются здесь настолько, чтобы делить косяк с Эваном субботним утром.
После того как мне приснился Безликий, я решила подкрасить брови и нанести подводку для глаз, чтобы, возможно, почувствовать себя такой же красивой, какой меня считает мужчина из снов. Но даже в хлипких пижамных шортах и поношенном шерстяном кардигане девушки с обсидиановыми волосами я чувствую себя ущербной. Как мог Безликий оставлять письма, в которых утверждал, что я красива, если существуют такие, как она? Интересно, каково это - проснуться и узнать, что ты красивая?
— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Эван, опуская сигарету в пепельницу. Тяжелые мешки под глазами говорят о бессонной ночи.
Я снимаю с плеча свою сумку и начинаю рыться в ней.
— Ты сказал, что у тебя очень сильно болит голова, — мне удается найти обезболивающее, которое я бросила туда вчера вечером, перед сном, и протягиваю ему упаковку. — Так что я принесла тебе таблетки.
Эван смотрит на мою протянутую руку, потом снова на меня. Он моргает, как будто я сказала какой-то бред, затем в его глазах что-то меняется, и он смягчается.
— Спасибо. Уже не болит. Но я, кажется, просил тебя не приходить сегодня.
Маленькая картонная коробка сжимается в моей ладони, когда я опускаю руку и переключаю внимание на девушку с обсидиановыми волосами, которая будто хочет что-то добавить. Тем не менее, она не поднимает на меня глаз.
— Ты сказал, что заболел, и я решила сделать что-то хорошее и...
Он выхватывает у меня из рук коробочку с обезболивающими и хмыкает.
— Спасибо за помощь, но я не просил.
Я стискиваю зубы. Девушка встает и уходит в дом, не глядя ни на кого из нас.
— Тебе не пора на работу? — бросает он, избегая смотреть вслед уходящей девушке.
— Кто это? — шепчу я. Просто скажи эти три слова, Лили.
Эван откидывает голову на спинку шезлонга и стонет.
— Не ной, а. Мне не нужна, блять, ревнивая подружка. Остынь, хорошо?
У меня перед глазами плывет, и мы оба напрягаемся, когда из-под дома раздаются три зловещих стука. Звук точно такой же, как вчера утром в моей квартире. Эван поднимается на ноги, осматривает лужайку, и беспокойство отчетливо проступает на его морщинистом лбу. Он оборачивается, чтобы посмотреть на меня, и его взгляд падает на мою грудь.
— Когда это у тебя появилось?
Я слежу за его взглядом до центра груди, где на цепочке висит серебряный кулон: Треугольник в круге. Символ, которым Безликий метит мою кожу. Тот самый символ, в котором я стояла на пляже во сне.
Кровь шумит в ушах, и я сжимаю кулон в ладони, наверное, пытаясь спрятать его, притвориться, что вчерашнего сна не было, что я никогда не пробовала его кожу на вкус.