Последний поворот налево, и мальчик указал пальцем вдаль коридора:
– Седьмая дверь справа.
Джон Уэлан вышел вперед, чтобы осветить коридор. Ардженти сунул мальчику второй доллар. Тот прикоснулся пальцами к воображаемой шляпе и помчался в обратном направлении.
Джозеф задыхался от бега, а ноги у него налились свинцом. Сказывалось сильно ослабленное состояние его здоровья. Он с трудом двинулся вслед за Уэланом и Манном, рванувшимся к двери. Она была приоткрыта. Ворвавшись в комнату с револьверами на изготовку, полицейские быстро осмотрели ее: полное отсутствие какой-либо обстановки, а на полу след из пятен крови, ведущий к задней стене.
Ардженти прислушался и спустя несколько мгновений различил едва уловимые звуки поспешных шагов.
– Бежим! Они ненамного опередили нас!
Он бросился прочь из комнаты, но поскольку ноги у него все больше слабели, Уэлан и Манн вновь обогнали его и побежали в направлении удаляющихся звуков шагов. Тени этих двоих исполняли на стенах безумный танец в свете керосиновых ламп. Все, что находилось за пределами зоны освещения, было скрыто от их глаз. Руководствовались помощники Джозефа исключительно слухом. В какой-то момент открылась одна из дверей, и из-за нее высунулась голова мужчины. Его лицо пронеслось расплывчатым пятном на периферии поля зрения Ардженти, когда он пробегал мимо. У него болели ноги и начинала кружиться голова. Время от времени ему приходилось опираться о стену, чтобы сохранить равновесие.
Когда все трое повернули в очередной коридор, впереди открылась еще одна дверь, и в мелькнувшем на мгновение свете дня перед ними возникли отчетливые силуэты двух убегавших от них людей.
– Эй, вы! – крикнул Джон. – Полиция! Стоять!
Дверь за ними уже почти закрылась, когда Уэлан выстрелил. Пуля отколола щепку у верхней дверной петли. Джозеф подумал, что сам он едва ли смог бы выстрелить лучше. От напряжения у него теперь тряслись не только ноги, но и руки.
Выскочив через дверь, стражи закона оказались в длинном переулке. В одну сторону он простирался ярдов на шестьдесят, и если преследуемые побежали бы в этом направлении, они увидели бы их. Поэтому вся группа двинулись по его более короткому отрезку, длиной около двадцати ярдов.
Однако они больше не слышали впереди топота ног, который утонул в шуме многолюдной Мэдисон-стрит. Когда Брендан и Джон, а за ними Ардженти и остальные выбежали на улицу, они не увидели ничего подозрительного: в обе стороны ехали четыре или пять повозок, да еще полдюжины кебов, трамвай конки и тележка с углем загораживали им часть поля зрения в восточном направлении – люди, которых они преследовали, могли быть где угодно.
Джозеф обреченно вздохнул:
– Спасибо, ребята. Мы сделали все, что могли.
Это было слабым утешением. Понурив головы, полицейские молча поплелись к своему фургону, стоявшему на южной стороне Шэмблс.
Ардженти радовался, что после этой бешеной гонки можно было наконец идти не торопясь. У него, как никогда прежде, сильно болели ноги и продолжала кружиться голова. Его тело заливал горячий пот, и капли дождя, падавшие ему на лицо, по контрасту казались ледяными.
Когда они приблизились к фургону, их внимание привлекла группа людей, стоявших у доков и смотревших в воду.
Брендан Манн пошел узнать, в чем дело. Присоединившись к зевакам, он увидел страшную картину. Совсем рядом с тем местом, куда два дня назад приливная волна вынесла Джозефа, в серой воде плавало тело Вонючки Чарли с двумя огнестрельными ранами.
– О Господи! Идите сюда!
Манн махнул рукой своим коллегам. Но в этот момент силы окончательно покинули Ардженти. Ноги у него подогнулись, и он рухнул на землю.
23
За последние несколько недель Джеймсон провел в больнице «Бельвю» больше времени, чем ему того хотелось бы: он то производил вскрытия, то занимался здоровьем Ардженти. Расположенная в величественном восьмиэтажном здании, это была первая в стране больница, располагавшая родильным отделением и службой «Скорой помощи».
По мнению Финли, она ничем не уступала лучшим лондонским госпиталям, таким как больницы Святого Томаса и Гая, и он чувствовал себя здесь как дома, но психиатрическое отделение вызывало у него неприятные ассоциации. Окна палаты Джозефа выходили в сад с павильоном для пациентов этого отделения, сооруженным двенадцать лет назад. В теплую погоду душевнобольные гуляли в саду в сопровождении своих опекунов.