Почему Чигуэлл пытался покончить с собой? Его терзали угрызения совести? Или кто-то угрожал ему судьбой более страшной, чем смерть, если бы он рассказал что-то мне или Мюррею? Люди, которых он подослал в пятницу, могли убить его теперь, если бы решили, что он собирается донести на них.
Я не думала, что мне удастся когда-нибудь выяснить то, что произошло. И я не видела ниточки, которая связывает смерть Нэнси с сильными мира сего. Единственная надежда на то, что те два головореза, которые сидят у Бобби под стражей, признаются, ухитрившись смягчить вину, указав на Гумбольдта. Но я не возлагала на это больших надежд. Даже если бы они и сказали, такие люди, как Гумбольдт, знают слишком много способов выйти сухими из воды, отрицая прямую причастность ко всему этому. Прямо как Генри Второй.
Меня била дрожь. Когда Кэролайн снова взяла трубку, я поинтересовалась, была ли у Луизы книжка, в которой оговорили страховое пособие от «Ксерксеса».
— Ради Бога, Вик, я не знаю, — нетерпеливо ответила она. — Какое это имеет значение?
— Большое, — коротко ответила я. — Это может объяснить, почему убили Нэнси, а также кучу других неприятных мелочей.
Кэролайн вздохнула. Она пообещала, что спросит у Луизы, и положила трубку.
Нэнси должна была бы знать об истинном положении вещей на «Ксерксесе», она ведь контролировала эту область в качестве директора Комиссии по окружающей среде и здоровью в ПВЮЧ. Когда она обнаружила письмо, адресованное «Маринерз рест», и нашла таблицу расценок для компании, то сразу же поняла, что Юршак у них первая скрипка. Но кто мог забрать документы из ее офиса в ПВЮЧ? Однако, возможно, она держала их при себе, готовясь к схватке с Юршаком, а он узнал, что их нашли и часть из них пропала. Но другие-то материалы она оставила в своей машине, а он не искал там.
Перезвонив, Кэролайн сообщила мне, что Луиза думает, будто приносила какие-то листки домой, и ей нужно поискать в своих бумагах. Не подожду ли я, пока она взглянет. Я попросила ее просто найти и оставить их до поры, чтобы я забрала их утром. Она начала засыпать меня вопросами. Не выдержав натиска, я сказала:
— Передай привет Луизе! — Затем я устало повесила трубку под ее негодующие крики.
Мы с Лотти пошли в «Дортмундер» поужинать. Ощущая, что слишком наелись грязи, узнав о чудовищном преступлении, разоблаченном благодаря записным книжкам Чигуэлла, а потому не испытывая приступов аппетита или желания разговаривать.
Когда мы вернулись домой, я связалась с мистером Контрерасом. Молодой Арт сбежал. Старик запер парадную дверь и черный ход, когда повел Пеппи на вечернюю прогулку, но Арт открыл окно и выпрыгнул. Мистер Контрерас был несчастен — он понимал, как разочаровал меня в тот единственный раз, когда я очень нуждалась в его помощи.
— Не беспокойтесь об этом, — искренне сказала я. — Вы не могли следить за ним двадцать четыре часа в сутки. Он пришел к нам за защитой… если она ему не нужна, в конце концов, это его шея. Мы с вами не можем тратить наши жизни, рыская кругом в поисках ножниц, если он сам хочет, чтобы его голова застряла в щели.
Это несколько утешило старика. Однако он все продолжал оправдываться, пока не сумел сменить тему. Ах, как одинока Пеппи, когда меня нет.
— Да, я скучаю по вам обоим! — ответила я. — Даже по вашему стоянию над моей душой, когда мне хочется побыть одной.
Он, довольный, засмеялся на это и повесил трубку, будучи намного счастливей, чем я. Хотя я действительно не осуждала его за побег молодого Арта, я не была уверена, сколько он знает из того, что пыталась выяснить я. Мне не доставляла удовольствия мысль о возвращении Арта к отцу.
В службе ответов мне сообщили, что до меня пытался добраться Мюррей. Я дозвонилась ему и сказала, что еще ничего не прояснилось. Он, конечно, не поверил мне, но у него не было никакого способа уличить меня в неправде.
Глава 37
АКУЛА ВЫСТАВЛЯЕТ НАЖИВКУ
По ночам мой мозг пребывал в таком оцепенелом и одновременно лихорадочном состоянии, словно меня накачали наркотиками, обрабатывая интенсивно и в течение длительного времени. Трагедия жизни Луизы напоминала о себе в моих снах, где появлялась и Габриела. Она всякий раз резко отчитывала меня на своем итальянском, укоряя за то, что перестала заботиться о наших соседях. Сегодня мне опять приснился этот сон. Я проснулась в пять, заснуть больше так и не смогла, а потому поднялась и вышла на кухню Лотти. Меряя шагами эту кухоньку, я жалела, что рядом нет собаки, что я не в состоянии размяться и пробежаться по воздуху. Еще я думала о том, каким способом заставить Густава Гумбольдта выслушать меня. Лотти присоединилась ко мне, выйдя на кухню около шести. Ее утомленное лицо тоже говорило о бессонной ночи. Она положила свою сильную руку мне на плечо, мягко сжала его и молча пошла варить кофе.