Я заехала к себе домой, чтобы утешить мистера Контрераса относительно пропажи молодого Арта, а также повидать собаку. Было слишком темно, чтобы я решилась выйти с ней, хотя на ней определенно сказалась нехватка активной жизни, недостаток нагрузки. Впрочем, темень за окном была не главной причиной. Предстояло сначала избавиться от посягательств Гумбольдта — только тогда я смогу спокойно бегать с собакой по утрам.
В поездке я все время проверяла, нет ли за мной хвоста. Слава Богу, никто не следил. До некоторой степени это меня не обрадовало. Возможно, мои приятели поджидают, когда выпустят Троя и Уолли, чтобы выполнить очередное поручение. А может, решили, что обычное нападение не пройдет, и подыскивают какой-нибудь более изощренный и эффектный способ — например, бомба в моем автомобиле или в квартире у Лотти. На всякий случай я припарковалась на некотором расстоянии от ее дома и доехала затем на автобусе.
Я приготовила на обед омлет, причем более удачно, чем это было с цыпленком, ибо на сей раз моя стряпня не подгорела. Однако был ли у него какой-нибудь вкус, я сказать не могу. Я поведала Лотти о своих дилеммах, о том, как выйти на Юршака и Гумбольдта, и сообщить ли Кэролайн, что я нашла ее отца.
Она поджала губы.
— Я не могу советовать тебе относительно Гумбольдта. Тебе придется выработать план. Но насчет отца Кэролайн я должна сказать тебе, по своему опыту, что знать — всегда лучше. Ты считаешь, что это ужасное знание. Да, так оно и есть. Но она не слабая. И ты не смеешь решать за нее, что ей можно, а чего не следует знать. Хотя бы потому, что она может узнать это каким-либо более ужасным способом и от кого-то еще. И потом, она может вообразить что-то куда более ужасное, чем есть на самом деле. Поэтому на твоем месте я сказала бы ей.
Сказанное ею явилось лучшей формулировкой моих собственных мыслей. Я кивнула:
— Спасибо, Лотти.
Мы провели остаток вечера в молчании. Лотти просматривала утренние газеты, маленькие призмочки света отражались в ее очках. Я не делала ничего. Я чувствовала, будто мой мозг упакован в кожаную оболочку — защитное покрытие, не позволяющее новым мыслям вторгаться и мучить меня. То было следствие пережитых страхов. Я подцепила на крючок крупную рыбу, но боялась вытащить гарпун и немедленно атаковать ее. Я с трудом переносила сознание того, что он способен запугать меня, но сознание данной возможности парализовало во мне всякие мыслительные процессы.
Телефон вывел меня из мрачной задумчивости. Один из членов обслуживающего на дому персонала, сотрудник «Бет Изрейэль», не был уверен, что предпринять с роженицей — пациенткой Лотти. Поначалу она давала ему советы, но потом решила, что ей лучше самой принять роды, и уехала.
Вечером в бакалее я купила бутылку виски. Спустя примерно полчаса после того, как ушла Лотги, я налила себе порцию и попыталась ощутить интерес к телевизионным шоу, наблюдая за ужимками Джона Уэйна. Когда около десяти снова зазвонил телефон, я выключила телевизор, будучи уверенной, что звонивший один из подопечных Лотти.
— Квартира доктора Хершель.
— Я разыскиваю женщину по имени Варшавски.
Прозвучал мужской голос, холодный и равнодушный. Последний раз я слышала его, когда мне сказали, что не родилась еще та, которая способна переплыть болото.
— Если я увижу ее, буду рада передать ей сообщение, — ответила я с такой невозмутимостью, на какую только была способна.
— Вы можете спросить, знает ли она Луизу Джиак? — продолжал голос.
— А если она знает? — Мой голос дрожал, несмотря на все усилия. Я не могла контролировать себя.
— Луизе Джиак осталось жить не так уж много. Она может умереть дома в постели. Или сгинуть где-нибудь в лагунах за заводом «Ксерксес». Ваша подруга Варшавски может сделать выбор. Луиза сейчас совершенно спокойна. Все, что вы должны сделать, — это сказать своей подруге Варшавски, чтобы она подъехала и взглянула на нее. Если она сделает это, то миссис Джиак проснется завтра в своей постели, не узнав, что покидала ее. Но если какой-нибудь полицейский увяжется за Варшавски, им придется искать водолазов, которым нравится погружаться в ксерсин, прежде чем этой Джиак смогут устроить похороны по христианскому обряду.
Разговор оборвался.
Я потратила несколько минут на бесполезное самобичевание.
Я была слишком озабочена собой, своей надежной близостью к Лотти и не подумала, что Луиза может оказаться в опасности. Несмотря на то, что я говорила Юршаку, только я знала ее тайну. Если мы обе сгнием, не останется никого, чтобы рассказать об этом, и Юршак улизнет.