— Теперь, дорогая, я оставляю ее высочество здесь, чтобы она составила вам компанию. Если захотите чего-нибудь, вам стоит только позвать меня. Я записал свой номер и оставил его рядом с телефоном, чтобы вам не искать его. И прежде чем вы сунетесь головой в новое ужасное предприятие, дайте мне знать. Я не должен вертеться около вас — я знаю, что вы этого не любите, — но кто-то должен знать, где потом искать вас. Вы лучше пообещайте мне это, или мне придется нанять детектива, чтобы он сопровождал вас.
Я протянула ему руку:
— По рукам, дядюшка.
Почетное обращение так взволновало его, что он строго заговорил с собакой, объясняя Пеппи ее обязанности в отношении меня, затем похлопал меня по больному плечу и направился вниз по лестнице в свою квартиру.
Я не большой любитель чая, но мне было приятно оставаться там, где меня усадили. Я налила себе чашку, добавила побольше сливок и принялась поедать виноград, поочередно отщипывая ягоду то себе, то собаке. Она сидела на задних лапах, наблюдая за мной немигающими глазами, едва дыша, преисполненная серьезности, сознавая собственные обязанности, а заодно удостоверяясь, что я не собираюсь вновь исчезнуть, забыв про нее.
Я напрягла свою утомленную память, возвращаясь к периоду до совершения нападения. Только три дня прошло, а нервы мои взвинчены, как будто я переживала напряжение годы. Когда болит каждая мышца, трудно целостно воспринимать окружающее.
Мне посоветовали убраться из Южного Чикаго в понедельник ночью. В среду со мной расправились более эффективно. Это значит, что я что-то сделала во вторник, за чем и последовала незамедлительная реакция. Я нахмурилась, пытаясь вспомнить все, что случилось в тот день.
Я нашла отчет о страховании Юршака и поговорила об этом с Роном Каппельманом. Я также оставила сообщение для молодого Арта, намекнув, что располагаю важными бумагами. Это были подлинные документы, и выходило заманчиво, что они содержали нечто настолько опасное, что люди готовы тебя убить, лишь бы сохранить это в тайне. Трудно добиться правды от Каппельмана, если он скрывает что-то, но Юршак — такой хрупкий молодой человек… Я подумала, что смогла бы выбить какие-то факты из него, если бы сумела найти его. Если только он еще жив.
Однако я не остановилась бы на обработке этих двоих в ущерб другим, которые, возможно, тоже причастны, Куртис Чигуэлл например. Рано утром во вторник я направила Мюррея Райерсона по его следу, и двенадцатью часами позже он попытался убить себя. Да, была еще крупная рыба — сам Густав Гумбольдт. Что бы Чигуэлл ни знал, что бы они ни скрывали о Джое Пановски и Стиве Ферраро, Густав Гумбольдт обладает исчерпывающей информацией. Иначе он никогда не разыскал бы меня, чтобы попытаться влить в меня глоток лжи относительно двух мелких служащих его всемирной империи. Кстати, отчет о страховании, который нашла Нэнси, тоже имеет отношение к его компании. Это должно что-то значить — я просто еще не знала что.
В конце концов, конечно, есть еще малышка Кэролайн. Теперь, когда я поняла, что она оберегает Луизу, я решила, что можно пригласить ее поговорить. Она могла знать, что увидела Нэнси в отчете по страхованию. Значит, Кэролайн — лучшая отправная точка в моих поисках.
Я скинула одеяло и встала. Собака немедленно поднялась на лапы, завиляв хвостом: если я на ногах, значит, пора пойти побегать. Когда она увидела, что я направилась к телефону, разочарованию ее не было предела.
— Кэролайн на совещании, — сказала мне секретарша ПВЮЧ. — Ее нельзя беспокоить.
— Вы только напишите ей записку и передайте в зал. В записке должно быть: «История жизни Луизы на передней полосе „Геральд стар“». Поставьте вопросительный знак и добавьте мое имя. Я гарантирую, что она будет у телефона через секунду. — Мне пришлось еще немного поуговаривать секретаршу, но в конце концов она согласилась.
Я перенесла телефон к креслу. Пеппи с обидой взглянула на меня, но мне хотелось услышать проклятья Кэролайн сидя.
Кэролайн мгновенно появилась на линии и начала без преамбулы: я-де отличаюсь отвратительным характером, и она сожалеет, что мне удалось выбраться невредимой из болота. Она даже горько посетовала, что я не лежу теперь похороненная в грязи. Я слушала ее, не прерывая несколько минут, но на последней фразе решила прекратить ее излияния: